Перекрестный галоп

— О других лошадях. Фармацевт на прошлой неделе, Орегон за неделю до него. Вы и им тоже помешали выиграть?

— Ну, разумеется, нет! — с деланным негодованием ответила она.

— Почему я должен вам верить?

— Потому, Ян, — командирским тоном ответил я, — что ты должен. — Он резко развернулся ко мне, глаза его горели. Но я проигнорировал этот дерзкий взгляд. — Конечно, ты можешь пойти к властям, если уж так хочется. Но что ты им скажешь? Что подозреваешь своего нанимателя в том, что она сознательно не дает лошадям выигрывать? Но почему? И как? Перерезав поводья? Наверное, не в первый раз за всю историю скачек у лошади рвутся поводья, ты как думаешь?

— Но… — начал было Ян.

— Никаких «но», — резко оборвал его я. — Если хочешь, можешь убираться отсюда прямо сейчас, но я не позволю забирать собственность матери, и ничего ты не возьмешь, даже поводьев!

Я протянул руку ладонью вверх, сложил и распрямил пальцы. Он нехотя передал поводья мне.

— Вот так-то лучше, — сказал я. — А теперь давай попробуем понять друг друга. Лошади моей матери всегда лезли из шкуры, чтоб выиграть, и на конюшнях всегда создавались для этого все условия. И моя мать никогда бы не потерпела здесь сотрудников, которые думают иначе. От них она вправе требовать полной лояльности, и если ты не можешь гарантировать такой лояльности, тогда тебе действительно лучше уйти, прямо сегодня. Я ясно выражаюсь?

Ян смотрел на меня с некоторым недоумением.

— Ну, наверное, — выдавил он. — Но только вы должны обещать мне, что лошади всегда будут нацелены на победу и чтоб таких вот историй больше не было. — Он выразительно покосился на поводья.

— Обещаю, — сказал я. Одно я знал точно: больше никогда не затею эту возню с порчей поводьев. И лошади будут стараться выиграть, даже если их вдруг одолеет неведомая болезнь. — Так я правильно понял, ты остаешься?

— Наверное, — нерешительно протянул он. — Завтра, прямо с утра, решу.

— Ладно, — ответил я. — Тогда увидимся утром.

Взмахом руки я отпустил его, Ян нехотя развернулся и направился к двери. Потом вдруг остановился и сказал:

— Давайте заберу поводья, попробую починить. — И протянул руку.

— Нет, — ответил я и еще крепче сжал в кулаке поводья. — Они останутся здесь.

Он смотрел на меня с кислой миной, затем, наверное, понял, что с такой уликой я не расстанусь никогда. А что тогда он сможет предъявить организаторам без этих поводьев? Хотя, даже на мой взгляд, стежки, которые я подрезал скальпелем и которые порвались прямо перед стартом, выглядели абсолютно идентичными тем, что я оставил нетронутыми.

Должно быть, от внимания Яна не укрылась решимость, с которой я сжимал в руке эти поводья. О том, чтоб вступать со мной в схватку, и речи быть не могло, а потому он наконец осознал, что никуда с ними не пойдет. Но он все никак не уходил.

— Спасибо, Ян, — сухо сказала мать. — Это все.

— Ладно, — ответил он. — Увидимся утром.

Выйдя, он нарочито громко хлопнул дверью. Я подошел к окну и наблюдал за тем, как он шагает по усыпанной гравием дорожке к своему жилищу.

— А он хороший старший конюх? — не оборачиваясь, спросил я.

— Ты это о чем?

— Тебе бы не хотелось терять его?

— Незаменимых людей нет, — надменно ответила она.

Я обернулся.

— Это и к тебе тоже относится?

— Не говори глупостей, — отмахнулась она.

— Я и не говорю.

* * *

Обед в субботу прошел в полном мраке. Неужели прошла всего неделя со дня моего приезда в конюшни Каури? Казалось, что целый месяц, не меньше.

Как и прежде, мы все трое уселись на кухне за стол и ели запеканку из мяса, риса и овощей, приготовленную на медленном огне в микроволновке. Я подумал, что в таких случаях можно было бы подать и бифштекс, хотя, если честно, мне было все равно. Да и беседа казалась равно неаппетитной.

— Так что будем теперь делать? — нарушил я мрачное молчание.

— В каком смысле? — спросил отчим.

— Будем сидеть и ждать, пока шантажист не позвонит или не заявится?

— А ты что предлагаешь? — спросила мама.

— Ну, не знаю, — ответил я. — Просто чувствую, пришло время начать контролировать его, другого выхода нет.

Еще какое-то время все молчали.

— Вы расплатились с ним на этой неделе? — спросил я.

— Да, конечно, — сказал отчим.

— А как вы платите?

— Наличными, — ответил он.

— Это понятно. Но как именно вы передаете ему деньги?

— Так же, как всегда.

— Как? — раздраженно спросил я. — Почему ответы из вас приходится вытягивать клещами?

— По почте.

— Значит, есть адрес? — нетерпеливо спросил я.

— Есть. Где-то в Ньюбери.

— А как вы получили этот адрес?

— Он был указан в первом послании с угрозами.

— Когда оно прибыло, это послание?

— В июле прошлого года.

Когда Родерик Уорд погиб в автокатастрофе.

— И адрес этот все тот же, ни разу не менялся? — спросил я.

— Да, — кивнул он. — Каждый четверг я должен положить две тысячи фунтов банкнотами по пятьдесят в плотный конверт и отправить почтой по указанному адресу.

Я вспомнил записку с угрозами, которую нашел на письменном столе матери.

— А что произошло, когда один платеж не поступил вовремя?

— Да я застрял в пробке и не успел в банк снять деньги. Он уже закрылся.