Перекрестный огонь

— Ну вот, вроде того: «Опаньки, как это я ухитрился так вымазаться?» Он просто недоумевал: «Чудеса, да и только! Откуда вдруг огонь?» Именно так он и смотрел на свои руки и тело. Потом… — Голос молодого человека дрогнул, и он помолчал с минуту. — Потом раздался пронзительный крик. Я уже почти подбежал к нему и увидел, как из его рта вырвался вопль. То есть увидел не метафорически, а на самом деле. Цутому открыл рот, и оттуда вырвалось пламя, как в кино из пасти дракона. Он принялся вертеться и обхлопывать себя руками, пытаясь этот огонь сбить или как-то избавиться от него.

Макихара, четырнадцатилетний мальчик, застыл на месте, когда закричал его брат. Он сумел только окликнуть брата по имени: «Цутому!»

— Цутому увидел меня. Он смотрел прямо на меня, но его глаза, казалось, стремились вырваться и убежать прочь от пылающей головы. И не только глаза, но и все остальное — руки, ноги, тело — словно пыталось освободиться и бежать без оглядки в разные стороны. Он побежал, протягивая руки к своему старшему брату.

А я попятился. Цутому бежал ко мне за помощью, а я готов был сам бежать куда угодно. Цутому увидел это и все понял. Он остановился и только выкрикивал мое имя, снова и снова. Пламя пожирало его изнутри — оно плясало у него в глазах и во рту. Пламя вырывалось у него из-под ногтей. Он протянул ко мне руки, и последнее, что он сумел выговорить, было: «Помоги!»

Макихара снова вздрогнул. Тикако поднялась со скамьи и подошла к нему сзади. Она заметила, что его шея над воротом покрылась гусиной кожей.

— Потом он рухнул. Прямо у моих ног. — Молодой человек уставился себе под ноги.

Стоя рядом с Макихарой, Тикако подняла воротник куртки и обхватила себя руками в попытке согреться. Оба они не заметили, как наступила тишина. Дети успели покинуть качели и перебраться куда-то в другое место. Веселые возгласы смолкли, песочница пустовала, и только ледяной ветер щипал уши, завывая, как обиженный ребенок.

— Когда Цутому упал, я принялся все-таки тушить огонь. Я бил по нему голыми руками. Потом я догадался снять рубашку и принялся сбивать ею пламя. Но все было напрасно, я опоздал: Цутому сгорел изнутри.

— Когда рассказываешь, кажется, что прошла целая вечность, но на самом деле все происходит в считаные секунды, — сказала Тикако. — Так что вы наверняка среагировали очень быстро. Вы кинулись к брату и всеми силами старались потушить огонь. Это обычное заблуждение: когда потом вспоминаешь, кажется, что все происходило как в замедленной съемке.

Она не просто бормотала первые пришедшие на ум слова утешения. Такое действительно происходит: время как бы замедляется в условиях катастрофы или иных чрезвычайных ситуаций. Не удлиняется само время, а процесс обработки информации в мозгу ускоряется в два-три раза. Поэтому обостряются все чувства, проясняется восприятие, а потому воспоминания о событии остаются необычайно яркими. Но тело отстает от скорости мозговых процессов и реагирует как обычно. Вот почему люди, пережившие аварию, когда вспоминают о ней впоследствии, нередко упрекают себя за неуклюжие, бессмысленные и медлительные действия. Это тяжелые переживания, и встречаются они довольно часто.

— Я продолжал сбивать этот проклятый огонь, но уже с мертвого тела. Братик мой погиб, — добавил Макихара каким-то безжизненным голосом. — Теперь уже я кричал во всю мочь. Я все еще сбивал пламя, но оно уже погасло, хотя и оставались только искры и дым, когда услышал, как кто-то окликает меня. Должно быть, люди на дороге увидели языки пламени и подошли к ограде парка, окликая меня: «Эй, с тобой все в порядке? Что случилось?» Я не мог не только говорить, но даже дышать и только весь дрожал. По лицу текли слезы, а глаза еле открывались. После я обнаружил, что у меня полностью обгорели ресницы. — Детектив в изнеможении потер лицо. — Но слух мой работал. И я услышал, что кто-то всхлипывает рядом — явно не я. — Макихара поднял голову и указал на песочницу. — Я ведь говорил, что там была поставлена небольшая горка для детей? Что мой брат хотел пробежать под ней — и внезапно загорелся?

— Да, говорили, я помню.

— Я стоял на коленях слева от Цутому. С того места я видел пространство под горкой, со стороны лестницы. Там сидела, скрючившись, девочка примерно одного возраста с Цутому.

В парке горели несколько фонарей, но было уже совсем темно, солнце село, и в тени под горкой ее было трудно различить. Он видел только, что на ней надет ярко-желтый свитер и что она плачет, закрыв лицо руками. Она всхлипывала, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Я с трудом поднялся и хотел подойти к ней, но едва держался на ногах. По-моему, я окликнул ее: «С тобой все в порядке? Ты не пострадала?» Примерно такими словами. Я решил, что она плачет, потому что испугалась огня.

Но девочка вскочила так стремительно, что юбочка веером взметнулась вокруг ног. У нее было хорошенькое личико, все залитое слезами. Она испуганно взглянула на Макихару, потом посмотрела на тлеющие останки Цутому.