Перекресток утопий

«Семьи, не имеющие детей, беспрекословно должны уступать место детям. С самого раннего возраста врачи начинают заботиться о физическом развитии и укреплении детей. Но дети все время остаются с родителями. В этом отношении современная утопия в корне расходится с утопиями, созданными некоторыми социальными учениями. Если женщина достигнет такой степени „развития“, что в ней заглохнет чувство материнства, чувство любви к детям, то женщина упадет ниже низших животных… Только в состоянии… полного отупения чувств женщина может согласиться на те способы воспитания детей, которые некоторые социологи мечтают применить в будущем ради равенства и братства. Казарменное воспитание, при котором невозможно любовное отношение к личности ребенка, к его особенностям, может дать разве лишь живые машины, но не людей».

Правда, дети в «Туманности Андромеды» все-таки знают родителей, никто не запрещает им встречаться, дети, по уверению автора, любят и уважают своих «предков» — хотя не совсем ясно, за что, не за то ли, что, изредка отрываясь от важных занятий, они все-таки уделяют сыновьям и дочерям малую толику внимания?

Автор упоминает и о том, что еще не до конца перевелись бедняжки, так и не сумевшие справиться с первобытным инстинктом. Общество, чуждое всякому принуждению, не настаивает, для удовлетворения атавистических наклонностей выделен резерват — остров Матерей, бывшая Ява. Но не кажется ли вам, что такое установление выглядит ссылкой, остракизмом, вторым островом Забвения? Что за преступление совершили эти женщины? Почему бы не разрешить им жить среди всех? Чтобы остальные мамаши не рыдали по ночам в подушку?

Прав Уэллс: если будет подавлен природный инстинкт, если женщины (а почему только женщины?) будут лишены родительских радостей, радостей ежедневного общения с детьми, то не испарится ли заодно и значительная часть того неуловимого, эфемерного состояния, которое называется человеческим счастьем? Спрашивается тогда — а зачем нам (нам!) такое общество, и не превращается ли оно в сугубо функциональный механизм, из которого постепенно вытравляются человеческие «слабости». Может быть, у интернатного содержания детей больше возможностей для приведения сорванцов к дисциплине и порядку, но, наверно, мы не случайно смотрим с сочувственной жалостью на ребят, которых судьба приговорила провести детство в детдоме. Сколько волчат вырастает из таких приемышей. Как ни крути, женщина у Ефремова в сущности играет роль пробирки, в которой выращивают детенышей акушеры Хаксли, а целью деторождения становится лишь простое или расширенное воспроизводство человеческого стада, простите, я хотел сказать рода. Тут у Ефремова обнаруживается единомышленник, которому он, конечно же, не обрадовался бы.

Адольф Гитлер:

«Семья не является самоцелью, а служит более высокой задаче увеличения и сохранения человеческого рода и расы. Именно в этом состоит и смысл семьи и ее задача».

Автор «Туманности…» инстинктивно старается избежать подобных упреков и потому всячески нажимает на то, как образцово будет поставлена работа по воспитанию и образованию молодого поколения. Что ж, среди его программ есть и вполне здравые. Я, например, тоже считаю, что в нашей школе мало романтики, уж больно заунывна ежедневная обязанность десять лет просидеть за одной партой, на одном месте, в одни и те же часы, словно прикованные галерники. Нечто духоподъемное, подобное Двенадцати подвигам Геракла, дающее юношеству разнообразные возможности испытать силы перед вступлением в жизнь, было бы неплохо придумать и сейчас. Разумеется, придумывать что-нибудь станет возможным тогда, когда наше образование станет более приоритетной общественной задачей, чем, например, приведение чеченцев к покорности, и будет финансироваться не по остаточному принципу.