Перекресток утопий

«Ожидания оправдались! Публикация „Лезвия бритвы“… вызвала поток читательских писем. И что характерно как раз не приключенческая канва, а именно научные идеи и размышления автора побудили людей разных профессий и разного возраста, но преимущественно молодых, делиться своими впечатлениями с Ефремовым. Эта книга заставила многих поверить в свои силы, найти жизненное призвание, выбрать соответствующую склонностям работу».

Как видим, влияние намного большее, чем можно ожидать от одной книжки, чего же еще и желать-то?

Нет, сразу после выхода книги заявил литературовед А.Лебедев.

«Дело в том, что в новом своем романе Ефремов попытался объединить несоединяемое, попытался слить воедино два взаимоисключающих начала — культуру современного интеллекта, современной мысли и антикультуру беллетристических трафаретов пинкертоновщины. Никакого синтеза тут заведомо не могло произойти… Сам тон болтливой несерьезности, банальной „беллетристики“ как бы снимает глубокомыслие авторских теоретизирований. Роман оказывается эстетическим кентавром — ученый дополняется шансонеткой»…

«Чужая форма в „Лезвии бритвы“ „освоила“ содержание мертвое спокойствие трафаретного изложения убило живую душу современной мысли, выдав, кстати сказать, вместе с тем и известную риторичность авторского культурного мира».

Боюсь, Лебедев ближе к истине, чем уважаемые ленинградские фантастоведы. Но — прежде всего — никакого эксперимента не было, а была все та же традиционная, пожалуй, ее можно назвать и беляевской, схема: научно-популярные монологи и диалоги вставляются в произвольно придуманный сюжетный каркас. Ефремов забрался в научно-фантастический тупик даже глубже Беляева. У того научные выкладки хотя бы впрямую связаны с сюжетом, с действиями героев, здесь они расположились в условиях полного суверенитета. Главному герою романа психологу Гирину все равно где, когда, перед какой аудиторией и на какую тему произносить свои многостраничные монологи.

Хотя, конечно, Ефремов — это не Беляев. Когда Беляев устами героев начинает объяснять, что такое, к примеру, эндокринология, то он излагает сведения, почерпнутые из ближайшего журнала. Ефремов же — образованный ученый и своеобразный мыслитель, и мысли у него свои, незаемные. И как бы к ним и к той форме, в которую их загнал автор, ни относиться, они, конечно, гораздо интереснее банальных «приключений». И если у Беляева обычно пропускаешь наукообразные страницы, то здесь надо бы поступать наоборот. И вот тут-то комментатор и читатель попадают в ловушку. Над чем размышлять, что комментировать и с кем вести полемику? С Ефремовым или с Гириным? Если принять, что рассуждения эти авторские, то хочется вступить с ним в спор. Ну, например. Ефремов утверждает, что красота — это высшая степень целесообразности, выработанная в процессе эволюции. Причем его герой излагает эти теории так, как будто он первым обратил внимание на эту самую красоту, как будто бы не было более чем двухтысячелетней истории эстетики, как будто бы мудрейшие головы, начиная с Гераклита и Аристотеля, не ломали себе головы над загадкой красоты, и, как утверждал Лев Толстой в очерке «Что такое искусство?», так ее и не разгадали. А решение — по Ефремову — оказывается лежит на поверхности, и не только красоты, но и напрямую связанной с ней нравственности, сводясь к народной мудрости: «В здоровом теле — здоровый дух».