Переломы

— Сначала кухню, потом… потом, дальше, крохотную гостиную, где набросаны куски железа и меди. Я вижу сиденье от «мерседеса», угадываю силуэты отца Малаки и братьев, которые перестали играть с банками из-под пива.

— Больше никого? Где Наджат и Малака?

— Недалеко. У окна. Они волнуются.

— Подходят солдаты?

— Я слышу их голоса с улицы. И еще слышу, как проезжают джипы и легкие бронемашины.

— Что происходит, когда военные выламывают дверь?

Сидя в кресле психиатра, Алиса грызет ногти. Из магнитофона слышится взволнованное дыхание отца. Она ненавидит, когда он дышит вот так, словно какой-то зверь.

— Я боюсь.

— Чего?

— Что они сделают со мной что-то плохое.

— Они вошли?

— Да.

— Что вы видите сквозь щель?

— Фалангистов. У них на плече вытатуирован кедр, и они… у них в руках ножи. Боже мой, они… они покрыты кровью!

— Не волнуйтесь, вы в укрытии, никто не может вас увидеть.

— Нет, меня никто не увидит.

— И что делают фалангисты, войдя в дом?

Алиса представляет себе, как искривилось лицо отца, она угадывает его реакции, его выражения. Она дрожит. Она больше не хочет слушать, но что-то удерживает ее на месте.

— Они поднимают ножи. Автомобильное сиденье падает набок, старик валится на пол. Его глаза широко открыты и неподвижны. Из раны на горле течет кровь. Я… Я слышу вопли, мальчики кричат, я… я вижу, как двое из них падают, потом…

Застывшая Алиса впивается зубами в свой кулак. Отец рассказывает, как жестоко солдаты обращаются с женщинами. Клод безостановочно всхлипывает. Психиатр вмешивается:

— Клод, Клод, давайте вернемся назад, хорошо? Успокойтесь, успокойтесь, дышите поглубже… Вот так… Ничего этого нет, Малака просто просит вас спрятаться в глубине стенного шкафа. Она приподнимает скатерть, велит вам скорчиться, а потом аккуратно опускает скатерть на место. Подумайте о том, как вам спокойно в этом шкафу, припомните все жесты Малаки, это очень важно. Вы их помните?

— В точности.

— И вы слышите, как закрываются дверцы?

— Да.

— Дверцы закрыты. Они хорошо закрыты, не так ли?

— Да.

— И как же вы видите, что творится снаружи? Подумайте, прежде чем ответить, Клод.

Клод задумывается.

— Нет, все темно. Совершенно темно.

— Очень хорошо. Значит, вертикальной щели нет?

— Нет…

— И значит, вы ничего не видите.

— Совершенно ничего. Щели нет.

— Ее нет… Ее никогда не было… Когда солдаты входят в дом, вам очень страшно. Вы не осмеливаетесь пошевелиться.

— Я забиваюсь еще глубже в дыру, я не касаюсь скатерти. У меня замерзли ноги.

— Что вы слышите?

Клод издает негромкие неразборчивые звуки, можно подумать, что он вот-вот заплачет. Наконец он отвечает:

— Крики, удары ножей. Все кричат.

— Вы что-то различаете?

— Нет-нет… Абсолютно ничего.

— Через несколько секунд, когда всех мужчин в доме уже убили, один из фалангистов открывает дверцу шкафа. Вы слышите скрип.

— Я слышу… Я… Я не могу пошевелиться.