Переломы

— Вы видите, как под скатерть пробивается луч света, вы видите, как появляется щель. Припомните каждую деталь. Запах вяленого мяса, запах спиртного, исходящий от солдата. Потом Наджат… Наджат кричит… Наджат не умерла. Еще нет.

Алисе становится холодно, она трет плечи. Вся дрожа, она смотрит в потолок.

— И что происходит в этот момент, Клод?

— Внезапно становится светло. Мои волосы! Солдат тянет меня за волосы, а я умоляю, чтобы он не убивал меня!

Алисе плохо, она страдает вместе с отцом, но она чувствует на своих волосах не чужие руки, а руки Клода. Она отбивается непонятно от кого.

— Ко мне подходят остальные, они кричат что-то, чего я не понимаю! Они бьют меня бутылками. Они бьют меня ногами! Связывают мне спереди руки ремнем!

Внезапно перед глазами Алисы возникают ее собственные стянутые ремнем запястья, она видит пар, окутывающий ей грудь, чувствует обжигающие струи, бьющие по плечам. Ее пытают, отец втолкнул ее под горячий душ! Сквозь пар она различает его глаза, она кричит, но он не двигается, напротив, он не спускает с нее глаз…

— Почему вас не убивают?

— Они все хотят этого! Я… Я знаю, что умру!

— И однако, вы не умрете. Почему?

— Их главный, тот… лысый, что-то говорит. Удары прекращаются, и они… они раздевают меня.

— Что происходит?

— Они… подталкивают ко мне Наджат. Затыкают ей рот тряпкой, потом… заставляют меня… лечь на нее… Они…

Его душат рыдания. Алиса сжимает в руках дневник и закрывает глаза.

— Они требуют, чтобы вы… что-то сделали. Сделали, чтобы спасти свою жизнь.

Долгий стон, почти что вой.

— Иначе они убили бы меня! А ее бы все равно изнасиловали! Это дикие звери, ими движет что-то, чего я не понимаю, чего никто не может понять. Для них не существовало пределов, эти люди превратились в чудовищ. Они творили это все вместе. И я… я присоединился к ним. Я стал одним из них. У меня не было выбора.

— У вас не было выбора, никакого другого выхода. И вы подчинились. И сколько… Сколько времени это продолжалось?

— Две, три… десять минут. Или двадцать.

— А потом?

— Они вкладывают мне в руки нож. По их жестам я понимаю, что… что мне надо…

Он замолкает, давится рыданиями, и тогда психиатр подсказывает:

— И тогда вы сделали это. Вы убили.

— У меня не было выбора!

— Я знаю, иначе они сразу прикончили бы вас. Потом они велели вам отрезать у девочки прядь волос и положить в карман в качестве сувенира. И эта прядь до сих пор у вас. Верно?

— Да, да.

— Потом они взяли вас с собой и занялись другими женщинами.

— Да. Там были десятки женщин. Это продолжалось всю ночь, потом весь день и еще одну ночь.

— И скольких же вы убили, Клод?

— Там царило безумие, это была… какая-то истерия, там пахло злом, его можно было осязать. Для этих людей не существовало закона. Они убивали и смеялись. Мы… Мы уже не были людьми.

— Скольких?

— Я… Я…

Звук отодвигаемого стула, потом звук падения.

Услышав щелчок магнитофона, Алиса открывает глаза. Пошатываясь, она встает.