Переписка 1826-1837

Я сунулся было в Москву, да узнав, что туда никого не пускают, воротился в Болдино да жду погоды. Ну уж погода! Знаю, что не так страшен чорт як его малюют; знаю, что холера не опаснее турецкой перестрелки — да отдаленность, да неизвестность — вот что мучительно. Отправляясь в путь, писал я своим, чтоб они меня ждали через 25 дней. Невеста и перестала мне писать, и где она, 118 и что она, до сих пор не ведаю. Каково? то есть, душа моя Плетнев, хоть я и не из иных прочих, так сказать — но до того доходит, что хоть в петлю. Мне и стихи в голову не лезут, хоть осень чудная, и дождь, и снег, и по колено грязь. Не знаю, где моя; надеюсь, что уехала из чумной Москвы, но куда? в Калугу? в Тверь? в Карлово к Булгарину? ничего не знаю. Журналов ваших я не читаю; кто кого? Скажи Дельвигу, чтоб он крепился; что я к нему [417] явлюся непременно на подмогу, зимой, коли здесь не окалею. Покаместь он уж может заказать виньетку на дереве — изображающую меня голинького, в виде Атланта, на плечах поддержи[ва]ющего Лит.[ературную] Газету. Что моя трагедия? отстойте ее, храбрые друзья! не дайте ее на съедение псам журнальным. Я хотел ее посвятить Жуковскому со следующими словами: я хотел было посвятить мою трагедию Карамзину, но так как нет уже его, то посвящаю ее Жуковскому. Дочери Карамзина сказали мне, чтоб я посвятил любимый труд памяти отца. Итак, если еще можно, то напечатай на заглавном листе [418]

Драгоценной для Россиян [419]

Памяти

Николая Михайловича

Карамзина

Сей труд Гением его вдохновенный

с благоговением и благодарностию [420] посвящает

А. Пушкин.

Адрес: Его высокобла[городию] м. г. Петру Александровичу Плетневу В С.-Петербург в Екатерининском Институте.

529. H. H. Гончаровой. Около (не позднее) 29 октября 1830 г. Болдино.

Милостивая государыня Наталья Николаевна, я по-французски браниться не умею, так позвольте мне говорить вам по-русски, а вы, мой ангел, отвечайте мне хоть по-чухонски, да только отвечайте. 119 Письмо Ваше от 1-го окт.[ября] получил я 26-го. Оно огорчило меня по многим причинам: во-первых, потому что оно шло ровно 25 дней. 2) что вы первого октября были еще в Москве давно уже зачумленной. 3) что вы не получили моих писем. 4) что письмо ваше короче было визитной карточки; 5) что вы на меня видно сердитесь, между тем как я пренесчастное животное уж без того. Где вы? что вы? я писал в Москву, мне не отвечают. Брат мне не пишет, пологая, что его письма, по обыкновению, для меня неинтересны. В чумное время дело другое; рад письму [421] проколотому; знаешь, что по крайней мере жив — и то хорошо. Если вы в Калуге, я приеду к Вам через Пензу; если вы в Москве, т. е. в Московской деревне, то приеду к Вам через Вятку, Архангельск и Петербург. Ей богу не шучу — но напишите мне, где вы, а письмо адресуйте в Лук.[ояновский] уезд в село Абрамово, для пересылки в Болдино. Скорей дойдет. Простите. Цалую ручки у матушки; кланяюсь в пояс сестрицам.

Адрес: Ее высокоблагородию милостивой государыне Наталье Николаевне Гончаровой В Москву На Никитской в собств. доме.

530. Неизвестный — Пушкину. Вторая половина (после 16) октября 1830 г. Петербург.

Вот справка, полученная мною от стряпчего, г. Круглова. — Г. Кистер есть один из известнейших спекуляторов города; покупает и перепродает векселя и живет более в передних присутственных мест, чем у себя на квартире. — Если хотите писать к нему, то пришлите письмо на мое имя; оно дойдет исправно по назначению. —

[На обороте листа:]

Выписка из книг Гражданской палаты о запрещениях.

По отношению С.-Петербургского губернского правления от 16-го октября 1830 года за № 2447-м [писано в Се[нат]] наложено запрещение на имение коллежского секретаря Александра Сергеевича Пушкина за не платеж титулярному советнику Кистеру по заемному письму, данному 1820 февраля 8-го дня на имя барона Штиглица, [422] от него переданному портному мастеру Серендену, а от сего дошедшему по передаточной надписи Кистеру, — пятисот рублей.

531. H. H. Гончаровой. 4 ноября 1830 г. Болдино.