Переписка 1826-1837

милостивый государь Вашего сиятельства покорнейшим слугою. Александр Пушкин.

Адрес: Его сиятельству милостивому государю графу Дмитрию Ивановичу Хвостову.

768. M. П. Погодину. Первая половина сентября 1832 г. Петербург.

Какую программу хотите Вы видеть? Часть политическая — официально ничтожная; часть литературная — существенно ничтожная; известие о курсе, о приезжающих и отъезжающих: вот вам и вся программа. Я хотел уничтожить монополию, и успел. Остальное мало меня интересует. Газета моя будет немного похуже Сев.[ерной] пчелы. Угождать публике, я не намерен; браниться с журналами, хорошо раз в 5 лет, и то Косичкину, а не мне. Стихотворений, помещать не намерен, ибо и Христос запретил метать бисер перед публикой; на то проза-мякина. Одно меня задирает: хочется мне уничтожить, показать всю отвратительную подлость нынешней французской литературы. Сказать единожды в слух, что Lamartine [754] скучнее Юнга, а не имеет его глубины, [755]

что Béranger [756] не поэт, что V. Hugo [757] не имеет жизни, т. е. истины; что романы A. Vigny 

[758] хуже романов Загоскина; что их журналы, невежды; что их критики почти не лучше наших Теле-скопских и графских. Я в душе уверен, что 19 век, в сравнении с 18-м, в грязи (разумею во Франции). Проза едва-едва выкупает гадость того, что зовут они поэзией.

О Вашем клиенте [759] Годунове поговорим после. На днях еду в Москву и надеюсь с Вами увидеться.

769. H. H. Пушкиной. 22 сентября 1832 г. Москва.

Четверг. Не сердись, женка; дай слово сказать. Я приехал в Москву, вчера в середу. Велосифер, по-русски Поспешный дилижанс, не смотря на плеоназм, поспешал как черепаха, а иногда даже как рак. В сутки случилось мне сделать три станции. Лошади расковывались и неслыханная вещь! их подковывали на дороге. 10 лет езжу я по большим дорогам, отроду не видывал ничего подобного. На силу дотащился в Москву, [-] дождем и встревоженную приездом двора. Теперь послушай, с кем я путешествовал, с кем провел я 5 дней и 5 ночей. То-то будет мне гонка! с пятью немецкими актрисами, в желтых кацавейках и в черных вуалях. Каково? Ей богу, душа моя, не я с ними кокетничал, они со мною амурились в надежде на лишний билет. Но я отговаривался незнанием немецкого языка, и как маленькой Иосиф вышел чист от искушения. Приехав в Москву, поскакал отыскивать Нащокина, нашел его по прежнему озабоченным домашними обстоятельствами, но уже спокойнее в сношениях со своею Сарою. Он кокю [760], и видит, что это состояние приятное и независимое. Он ездил со мною в баню, обедал у меня. Завез меня к кн.[ягине] Вяз[емской], княгиня завезла меня во Фр.[анцузский] театр, где я чуть было не заснул от скуки и усталости. Приехал к Оберу и заснул в 10 часов вечера. Вот тебе весь мой день; писать не было мне ни времени, ни возможности физической. Государь здесь со 20-го числа, и сегодня едет к Вам, так что с Бенкендорфом не успею увидеться, хоть было бы и нужно. Великая княгиня была очень больна, вчера было ей легче, но двор еще беспокоен и государь не принял ни одного праздника. Видел Чадаева в театре, он звал меня с собою повсюду, но я дремал. Дела мои, кажется, скоро могут кончиться, а я, мой ангел, не мешкая ни минуты поскачу в П.[етер]Б.[ург]. Не можешь вообразить, какая тоска без тебя. Я же всё беспокоюсь, на кого покинул я тебя! на Петра, сонного пьяницу, который спит, не проспится, ибо он и пьяница и дурак; на Ирину Кузьминичну, которая с тобою воюет; на Ненилу Ануфриевну, которая тебя грабит. А Маша-то? что ее золотуха и что Спасский? Ах, женка душа! что с тобою будет? Прощай, пиши.

Адрес: М. г. Натальи Николаевне Пушкиной. В С. Петербурге на Фурштатской в доме Алымова.

770. H. H. Пушкиной. 25 сентября 1832 г. Москва.