Читаем Переписка с О. А. Бредиус-Субботиной. Неизвестные редакции произведений. Том 3 (дополнительный). Часть 1 полностью

Меня в субботу увезли уговорами в Arnhem. Сережа очень мило нас ждал и принимал. Только сегодня вернулись с мамой. Я была там еще у новой докторши, — уломали пойти. Я не хотела больше о докторах и слышать, но эту как-то сверхъестественно хвалили. В воскресенье даже приняла меня, очень тепло и бережно отнеслась. Отогрела чуточку, но… не помогла. Анамнеза длилась почти 1 час, но, прощаясь, она мне только и сказала: «будучи под наблюдением д-ра v. Capellen, Вы находитесь в руках человека, ученого, специалиста с интернациональным именем, я могу только посоветовать не искать лучшего, а ему довериться. Бывают такие загадки с кровью, которые никто не может разгадать. А если Вы будете менять докторов, то Вас могут действительно изувечить вечными цистоскопиями, т. к. каждый хочет видеть сам». И это все… Ничего, даже легкой работы не смею делать. Ну, не надо об этом! Я не хочу и не могу все о том же, все о том же! Да и невозможно все перечислить: я чувствую себя очень плохо. Все, все не годится… но главное: душа болит. Душа так болит, как будто бы с нее содрали кожу и не только прикосновение к ней, но даже движение к прикосновению заставляет меня содрогаться. Вот потому-то я и писала тебе, пересилив свой полный упадок, чтобы предупредить возможные твои придирки. Не знаю, чем все это со мной кончится.

Я не хочу роптать, я не сделаю и никаких безрассудств, но… если бы я смела, если бы могла иметь свободу выбора, то… предпочла бы не родиться в этот свет. Мне очень тяжело. Я не знаю, что со мной. Я все, вся никуда не гожусь. Никого не хочу видеть, и все мне трудно, хоть я и вижу, что идет весна… и солнце, и все такое. Все это как-то вне меня. Не сплю совсем, ни без лекарств, ни с ними. Ни днем, ни ночью. Душа болит. И истерзана она до конца. Кончаю, т. к. опять впадаю в ту же ошибку: заполоняю тебя моим мраком. Будь здоров. Сегодня первый день Поста. Был у нас о. Д[ионисий] как-то тут, я его так ждала, но… был, уехал, а тоска все та же. Не стало легче.

Будь здоров и светел! Оля. Целую и крещу.

Я тебе писала об «Именинах». — Они дивны, но я в таком состоянии _н_и_ч_е_г_о_ не могу читать. И даже Слово твое не в силах, кажется, отогреть меня. Ничего не могу. Так никогда еще не бывало.

А жизнь еще само собой бьет и бьет!!!!


271

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной


14. III.43 11 ч. вечера

Ольгуночка, дорогулька… я в отчаянии от твоего письма, вчера полученного (письмо от 8.III). Так нельзя! Ты себя убиваешь _о_т_ч_а_я_н_и_е_м. Ты работаешь _н_а_ болезнь. Умоляю, владей собой. Я понимаю твое душевное состояние, так оно мне знакомо… — но я всегда в таких случаях старался отвлечься от сознания мнимой «безысходности». Что у тебя переменилось? Ни-чего. Все то же. Ну, да, почка кровоточит. Но она может и перестать. Ты же, подавленностью, — действуешь в помощь удлинения болезни, ослабляешь _с_и_л_ы_ (кто их _з_н_а_е_т?!), силы нашей телесной физики-химии-механики, которые борятся с нарушением правильной жизни организма. Это же аз-бу-ка! Ты не спишь… От разбитых нервов не спишь. Родная, детка моя, ну во-имя нашей чудесной _в_с_т_р_е_ч_и, которая должна претвориться в истинную встречу лицом к лицу, душа с душой, прошу тебя: опомнись! Гони мысли черные, ты молода, ты преодолеешь недуг: я _в_е_р_ю, я чувствую! не меня читай (не можешь, да и чего же повторяться), читай _С_в_я_т_о_е, если можешь. Евангелие, только. Ну, если любишь — иные псалмы. Пу-шкина читай! Заверяй себя: я буду здорова, я переборю болезнь! Я когда-то послал тебе слова утишающие… я сам испытал, _к_а_к_ это важно. Попроси маму говорить их — ровным

, успокаивающим тоном, без модуляции. Будто весенняя капель. Родная, девочка, сладочка моя, тоска и боль моя, и радость… дай мне твою усталую головку, я ее прижму к груди. Я загляну в твои светлые глаза, милые глаза мои… девочка моя чистая… Олюна… Я сейчас написал pneu моей Claire Krymm, завтра пошлю, чтобы она завтра же зашла ко мне. Я ей передам, как смогу, о твоем ужасном душевном упадке. Спрошу ее мнения, расскажу все, что знаю о твоей болезни. Мне важно, чтобы пока дать тебе облегчение в борьбе с собой, усилить волю, вернуть сон. Попрошу написать рецепт. Надо же спать. Она мне дала очень хорошее средство — но это «спесиалитэ»[312] — «Kaneuron», 2 раза утром и на ночь — по 10 капель. Теперь я лишь на ночь принимаю, и даже пропускаю — и сплю отлично. (Я теперь даже днем сплю 1–1 1/2 [часа], так успокоились нервы!) И спокоен днем. Уже бросил свой «Sedormide». Пока пишу состав: м. б. в аптеке сделают тебе?[313]

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 7
Том 7

В седьмом томе собрания сочинений Марка Твена из 12 томов 1959-1961 г.г. представлены книги «Американский претендент», «Том Сойер за границей» и «Простофиля Вильсон».В повести «Американский претендент», написанной Твеном в 1891 и опубликованной в 1892 году, читатель снова встречается с героями «Позолоченного века» (1874) — Селлерсом и Вашингтоном Хокинсом. Снова они носятся с проектами обогащения, принимающими на этот раз совершенно абсурдный характер. Значительное место в «Американском претенденте» занимает мотив претензий Селлерса на графство Россмор, который был, очевидно, подсказан Твену длительной борьбой за свои «права» его дальнего родственника, считавшего себя законным носителем титула графов Дерхем.Повесть «Том Сойер за границей», в большой мере представляющая собой экстравагантную шутку, по глубине и художественной силе слабее первых двух книг Твена о Томе и Геке. Но и в этом произведении читателя радуют блестки твеновского юмора и острые сатирические эпизоды.В повести «Простофиля Вильсон» писатель создает образ рабовладельческого городка, в котором нет и тени патриархальной привлекательности, ощущаемой в Санкт-Петербурге, изображенном в «Приключениях Тома Сойера», а царят мещанство, косность, пошлые обывательские интересы. Невежественным и спесивым обывателям Пристани Доусона противопоставлен благородный и умный Вильсон. Твен создает парадоксальную ситуацию: именно Вильсон, этот проницательный человек, вольнодумец, безгранично превосходящий силой интеллекта всех своих сограждан, долгие годы считается в городке простофилей, отпетым дураком.Комментарии А. Наркевич.

Марк Твен

Классическая проза