Переполох на загонах

По дороге от кооперации шли женщины. Они останови­лись и перед тем, как разойтись, о чем-то беседуют. Одна из женщин развернула небольшой сверток, показывает другим. Сбоку стоит Галина, голову, повязанную платком, она подняла вверх и глядит на солнце. Солнце светлое и по-весеннему радостное. По-весеннему радостная и Гали­на. А то, как она глядит на солнце, прищуривая глаза, на­помнило Панасу прошлое, и его, и Галины.

Панас вырос вместе с Галиной, и наверное потому, что рос с нею вместе, почти на одном дворе, ощущал к ней дружескую привязанность и держался с ней запросто. Эти отношения шли с детских лет, когда вместе играли, вместе лазали по огородам. А потом уже, значительно поз­же, близость эта начала теряться. И когда Галина, как в детские годы, иногда обнимала его за шею и наклонялась к нему, чтобы сказать ему что-то на ухо, он розовел, его щеку обжигало тепло щеки Галины, а руки дрожали, каса­ясь локтями ее груди. Чувствовал тогда Панас, что в его отношениях с Галиной появляется нечто новое. Впервые он ощутил это однажды во время разговора с Галиной на вечеринке. Галина долго кружилась в польке, в вальсах, пока совсем не устала, схватила Панаса за руку и повела его за собой на двор. В сенях Панас спросил ее:

— Здорово ты заморилась? Крутил он ведь тебя весь вечер...

Галина наклонилась к нему и, чтоб не слушали другие, перебивая речь хохотком, сказала:

— Накрутил, это ничего, но он, дурак этот, танцуя, так сжал рукой меня за сиську, что я хотела ему локтем в зу­бы ударить и бросила танцевать.

Панас покраснел, смутился и ничего не ответил.

А еще позже случилось такое, что пугало Панаса и мешало встречаться с Галиной.

Приехав однажды с поля, Панас выпряг лошадь, завел ее на лужайку и оттуда пошел к Галине. Как и всегда, он постучал со двора в окно. На стук никто не откликнулся. Галины в хате не было. Панас прислонил лицо к стеклу и заглянул в хату. В прохладной темноте ее он увидел незастланную кровать и на кровати, на подушке, сонливую черную кошку. Кошка лежала, съежившись, неподвижно. А из-под печи из щелины выбежала на хату маленькая мышь, остановилась осторожно и водит в стороны мордоч­кой, нюхает. Вот она вытянула мордочку в сторону окна, глянула на Панаса, и, вильнув по полу острым хвостом, шмыгнула сквозь щель под пол. Панас стукнул сильней в стекло и отошел. На двери в сенях, увидел он, висел ма­ленький замок. Панас остановился, тронул рукой замок и пошел через двор в огород.

Красиво сделанные гряды, в отличие от соседних огоро­дов, зеленели высокой стеной подсолнуха и мака, а на се­редине щетинились кустами лука, молодой свеклы и капус­ты. В борозде, возле гряды с луком, стояла пустая корзина и возле корзины, по обе ее стороны, две кучки обвявшей травы. Панас остановился и взглядом начал искать Галину. Галина лежала под стеной сарая на траве. Голова ее была в тени, а на ноги и грудь светило солнце. Руку одну Галина отбросила на траву, другую положила на груди, себе под рубашку. Панас подошел к ней, остановился, но не разбудил, стоял молча. Появилось было желание поти­хоньку уйти, чтобы она не услышала, но не ушел, остался стоять.

Она лежала, повернув немного набок голову, и спокой­но, мерно дышала. В полуоткрытом красивом рту, из-под губ белели ее плотные свежие зубы. Вкусно спит Галина.

Спит, положив нога на ногу. Панас видит ее обнажен­ное, круглое, красное от загара, колено. К колену прилип­ла земля с гряды. Зехмля на солнце высохла и лежит на колене маленьким сереньким комочком. Панас смотрит на колено, ему хочется наклониться и сбросить с колена зем­лю. Но Панас сдержался, лишь тихонько кашлянул. Гали­на не проснулась, только скрипнула зубами, сжала губы и проглотила слюну. Тогда Панас сел на траву рядом с ней, сорвал веточку метлюжка, хотел было пощекотать Галине нос, но вместо этого поднес руку к ее колену. Рука дрожит. Пальцы ощущают загрубевшую кожу колена. Осторожно провел пальцами по чашечке, сбросил засохший комочек земли и убрал руки, взял метлюжок и метлюжком коснул­ся ее носа.

— Иди! Не щекочи! — неожиданно отозвалась Гали­на и захохотала. Села, поджав ноги. Панас порозовел и не нашелся, что сказать. Галина со смехом добавила:

— Я ведь слышала, как ты сел и колено трогал, дума­ла: что ж он будет делать. Вот бы дала ногой, если б ты выше полез.

Смущенный, Панас не нашел необходимых слов.

— У тебя на колене песок был, так я смахнул его.

И в растерянности он механически, неожиданно для себя, уже осмелев, сказал:

— Колено у тебя, как антоновка спелая.

Галина оперлась о его плечо и, поднявшись на колени, схватила Панаса за волосы, начала наклонять его голову к земле, и, уже совсем неожиданно, когда он хотел освобо­дить голову из ее рук, наклонила его голову к себе и обож­гла его щеку своими губами.

— Вот как! — сказала она, а затем торопливо подхва­тилась и пошла к корзине. И, уже накладывая в корзину траву, не глядя на него, сказала: — Пойду, свиньям поесть дам.