Пересборка социального. Введение в акторно-сетевую теорию

Во многих случаях довольно легко установить постоянные, открытые для наблюдения связи между мечтами и чертежами кого-то другого, в другое время, в другом

месте и тем, чем занимаетесь вы и ваши студенты в данный момент, локально и лицом к лицу. Эта локальная сцена была создана в качестве места каким-то другим местом благодаря молчаливому теперь посредничеству чертежей, спецификаций, дерева, бетона, стали, лака и краски, благодаря труду множества рабочих и художников, покинувших сцену, но сделавших так, чтобы объекты могли выполнять свои действия в их отсутствие, благодаря участию выпускников, славные дела которых можно вознаградить бронзовой табличкой. Локальности локализованы. Места размещены[279]. И чтобы все так и оставалось, несметное число людей за дверями должны поддерживать условия для того, чтобы вы могли спокойно находиться «внутри» со своими студентами. Вовсе не будучи чем-то изначально автохтонным, «гораздо более конкретным», чем абстрактные контексты, взаимодействия лицом-к-лицу должны, наоборот, рассматриваться как результирующая точка огромного числа кишащих вокруг них сил.

Хотя нет «скрытой лежащей в основе структуры», нельзя сказать, что не существует структурирующих шаблонов,

циркулирующих по каналам, легче всего материализуемых посредством техник — техник письма и вообще интеллектуальных технологий, таких же важных, как шестеренки, рычаги и химические связи. К интерсубъективному отношению между вами и вашими студентами необходимо добавить интеробъективность, которая настолько переместила действия, что в данном месте кто-то другой из другого места и другого времени продолжает действовать через непрямые, но вполне прослеживаемые связи[280]. Это не значит, что то далекое место — часть некоего таинственного контекста. Просто благодаря интеробъектности между двумя местами — студией архитектора и вашей сегодняшней аудиторией — открываются каналы, по которым начинают циркулировать множество сущностей. Более того: после первого корректирующего движения на переднем плане оказываются скорее средства передвижения, перемещения, сдвиги и переводы между местами, а не сами места. Места не образуют раз и навсегда данной отправной точки, так как каждое из них фреймировано и локализовано другими местами, в том числе, конечно, и студией архитектора, выбранной мною в качестве условного начала для примера. Теперь мы понимаем, почему нужно было начинать, по известному выражению Горация, в гуще вещей, in medias res. Циркуляция — первое, ландшафт, «в котором» циркулируют шаблоны и агенты всех сортов и мастей,— второе. Эта, возможно, самая ранняя интуиция социальных наук заставила нас утверждать, что социальное — объективный, трансцендентный, вездесущий феномен sui generis.

Как это обычно бывает, интуиция была права, но этот феномен трудно было зарегистрировать, пока мы путали циркуляцию социального с возникновением общества, а его само — с политическим телом.

То, что масштаб зависит не от абсолютного размера, а от числа и качеств отправителей и артикуляторов, я узнал много лет назад, когда мне довелось наблюдать за Ширли Штрум и ее бабуинами. Когда я ее встретил на самой первой «бабуиновой конференции», проводившейся в роскошном замке близ Нью-Йорка, это была молодая исследовательница, сумевшая приучить диких обезьян к своему близкому и регулярному присутствию. Прежние наблюдатели, смотревшие на бабуинов с безопасного расстояния из окна джипа обнаружили много интересного, но поместили поединки самцов «внутрь» отсутствующих структур, применяя к бабуинам залежавшийся арсенал социологии человеческого общества. Считалось, например, что в животных сообществах господствует жесткая структура доминирования, «в которую» включены самцы. На конференции Штрум пыталась показать, что «структура» доминирования — это не что-то такое, что стремятся обрести самцы бабуинов, а проблема, которую ставят все животные, испытывая друг друга в ходе тщательно организованных поединков[281]. Иными словами, и

Штрум, и перемещающиеся стаями молодые самцы решали одну и ту же базовую проблему: как производятся социально-структурирующие эффекты[282]. И она, и они постепенно, с помощью ряда испытаний, обнаружили, что это самки, а не самцы, плетут в повседневных взаимодействиях достаточно прочную систему доминирования, остающуюся невидимой для наблюдателей (в основном мужчин), далеких от того, чтобы замечать такие тонкости. Так что в действительности в этом красивом кенийском ландшафте я следовал за гарфинкелевским типом приматолога, в то время как она пыталась понять бабуинов, которых мягко отстранила от их вечной роли «культурных простофиль», и они смогли дорасти до новых рефлексивных действий компетентных членов сообщества. Одним словом, бабуины были умны, социально умны[283].