Читаем Пересборка социального. Введение в акторно-сетевую теорию полностью

Этот процесс делегирования, перемещения и перевода яснее всего виден по той роли, которую играют материальные объекты,— поскольку мы понимаем «материю» в изложенном выше расширенном смысле (см. р. 109). Говоря о «всеобъемлющей рамке», «опорах», «инфраструктуре», «фрейме», мы свободно пользуемся техническими терминами, заимствованными из архитектуры, металлургии и кинематографа. Почему не сказать буквально, что значит для одного взаимодействия фреймироватъ, структурировать, локализовывать другое? Пока мы пользуемся этими метафорами в приглушенной форме, мы не видим, что именно может соединять одно место с другим посредством шаблона. Мы можем и дальше верить, что уход с локальной сцены, возможно, и в самом деле означает прыжок в контекст, или в то, что участники с помощью своих социальных способностей сами придумывают на месте все компоненты локальных взаимодействий[277]. Но как только мы вводим в действие технические метафоры, становятся видны связи между местами, несмотря на то, что они состоят из самых разных типов материалов. Эта гетерогенность, однако, более не представляет для нас затруднения, поскольку мы уже знаем, как сделать соизмеримыми несоизмеримые материалы. Мы знаем, что у объектов есть странная способность быть совместимыми в определенные решающие моменты с социальными способностями, а затем стать совершенно чуждыми любому человеческому репертуару действия. Такое переключение затрудняет исследование, но не настолько, чтобы разорвалось заново прядущееся социальное, которым мы пользуемся как нитью Ариадны. Действительно, то, что обозначается термином «локальные взаимодействия»,—это сборка всех

других локальных взаимодействий, распределенных где-то в пространстве и во времени и перенесенных, чтобы оказывать влияние на сцену через сменяющих друг друга акторов-не-человеков. Именно такое перенесенное присутствие одних мест в другие я называю артикуляторами или локализаторами
[278]. Приведу достаточно тривиальный пример. Предположим, вы сидите на стуле в лекционном зале, а вокруг, амфитеатром, ровными рядами сидят и слушают вас студенты. Мне потребовалось всего лишь полдня работы в университетских архивах, чтобы выяснить, что пятнадцать лет назад за двести километров отсюда архитектор — я нашел ее имя и раскопал разработанные ею масштабные модели — начертила
спецификации этого места вплоть до сантиметра. Она не предполагала, что именно вы будете сегодня читать лекцию, но в общих чертах предусмотрела один из аспектов сценария этой сцены: когда вы говорите, вас должно быть слышно; вы будете сидеть на возвышении; перед вами будут студенты, максимальное количество которых, пространственные параметры и т. д. необходимо учесть. Не удивительно, что, вступив на эту сцену пятнадцать лет спустя, вы чувствуете, что не вы это все устроили: большая часть того, что требуется вам для действия, здесь уже есть.
Конечно, пространство действительно готовили для вас,— родового «вас», то есть для большей части вас.

Наверняка ни один аспект этой структуры — теперь я могу пользоваться этим термином без колебаний, поскольку в нем уже нет ничего скрытого или непостоянного,— не «определяет» ни того, что вы будете говорить, ни даже того, где вы будете сидеть. Вы вольны стоять, ходить взад-вперед по проходам или выступить в роли преподавателя-бунтаря мая 1968 года, организовав стулья в форме менее «авторитарного» круга,— и ничто не помешает студентам заснуть, как только вы откроете рот. Но из того, что материальные компоненты этой площадки не «детерминируют» действия, еще не следует, что они ничего не делают. Нам теперь известно гораздо больше онтологических состояний, чем две глупые крайности — бытие и ничто. На минуту остановитесь и оцените все, благодаря чему вашему взаимодействию со студентами не мешает уличный шум или толпы ждущих следующего занятия под дверью в коридоре. Если у вас есть сомнения в транспортирующей силе всех этих скромных посредников, образовавших эту локальную сцену, откройте двери и окна и посмотрите, сможете ли вы преподавать. Если все еще сомневаетесь, попробуйте почитать лекцию во время шоу, под детский плач и изрыгаемую усилителями техно-музыку. Результат неизбежен: если вас старательно не «фреймируют» другие силы, тихо перенесенные на сцену, ни вы, ни ваши студенты ни на минуту не сможете сосредоточиться на том, что делается «локально». Иными словами, что произошло бы, если бы навсегда установилась интерсубъективность ценой удаления одного за другим всех следов интеробъективности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Прочь от реальности: Исследования по философии текста
Прочь от реальности: Исследования по философии текста

Книга русского философа, автора книг «Винни Пух и философия обыденного языка», «Морфология реальности», «Словарь культуры XX века: Ключевые понятия и тексты», посвящена междисциплинарному исследованию того, как реальное в нашей жизни соотносится с воображаемым. Автор анализирует здесь такие понятия, как текст, сюжет, реальность, реализм, травма, психоз, шизофрения. Трудно сказать, по какой специальности написана эта книга: в ней затрагиваются такие сферы, как аналитическая философия, логическая семантика, психоанализ, клиническая характерология и психиатрия, структурная поэтика, теоретическая лингвистика, семиотика, теория речевых актов. Книга является фундаментальным и во многом революционным исследованием и в то же время увлекательным интеллектуальным чтением.

Вадим Петрович Руднев , Вадим Руднев

Философия / Образование и наука