Читаем Пересборка социального. Введение в акторно-сетевую теорию полностью

А как определить — по контрасту с хорошим — плохой текстовый отчет? В плохом тексте лишь горстка акторов фигурирует в качестве причин всех остальных, а у последних всего одна функция — служить фоном или переключателем для потоков причинно-следственных связей. Эти акторы могут формально фигурировать в качестве персонажей, но у них не будет своей роли в сюжете, то есть они не будут действовать. Ничего не переводится от одного из них к другому: через них просто передается действие. Вспомним, что если какой-то актор не создает различия, то это не актор. Отчет сделан не в манере ad hoc как единственно адекватное

описание конкретных акторов для конкретных читателей[192]. Он стандартен, анонимен, он не производит различия; в нем ничего не происходит — просто повторяются клише о том, что было собрано прежде как социальное прошлое. Переводы размыты до состояния простых перемещений без трансформации. В плохом отчете причинные связи просто переносятся с помощью обычных проводников.

Вот где величайший литературный контраст между ACT и социологией социального и даже еще больший — между ACT и критической социологией. То, что обычно называют сильным и убедительным отчетом за то, что в нем несколько глобальных причин порождают массу следствий, ACT оценит как слабый и беспомощный текст, просто повторяющий и пытающийся передать уже готовую социальную силу, не переоткрывая, из чего она состоит, и не найдя дополнительных средств для ее дальнейшего распространения. В текст могут быть включены массы социальных агентов, но — поскольку принцип их сборки остается неизвестным, а цена их распространения не оплачена,—все выглядит так, будто ничего и не произошло. Неважно, какова их фигурация,— они мало что делают. Поскольку в тексте не прослеживается пересборка новых агрегатов, все выглядит так, как будто социальный мир не был сделан для того, чтобы существовать.

Хотя общее определение социального вроде бы везде на виду, наше понимание того, что такое социальное, так и не просматривается. И на-^оборот: когда наше понимание социального прослеживается, сразу исчезает его общее определение. Трудно увидеть более крайний контраст: существует или общество, или сеть.

Итак, сеть — это термин, для проверки того, сколько энергии, движения и конкретности способны уловить наши отчеты. Сеть — понятие, а не вещь. Это инструмент, помогающий в описании чего-то другого, а не предмет описания. Оно так соотносится с рассматриваемой темой, как сетка перспективы— с традиционной единственной точкой перспективы в живописи: проведенные первыми, линии помогают спроецировать трехмерный объект на плоский кусок холста; но сами по себе они — не то, что

надо рисовать, а лишь то, что позволяет художнику передать впечатление глубины, а потом будет стерто. Аналогичным образом, сеть — не то, что описывается в тексте, а то, что делает текст готовым принять смену акторов как посредников. Следовательно, вы можете разработать акторно-сетевое описание предметов, вовсе не похожих на сеть,— симфонии, какого-то раздела законодательства, доставленного с Луны камня, гравюры. И наоборот: вы вполне можете писать о технических сетях — телевидении, электронной почте, спутниках, сетях в торговле,— и при этом то, что у вас получится, вовсе не будет акторно-сетевым описанием.

Но не уловка ли это — использовать хитрое словцо «сеть» для описания критерия литературного качества? Согласен, что оно не похоже на другие термины, употреблявшиеся мною до сих пор,—такие как группа, актор, актант, поток и не-человеки,— слова, выбранные намеренно из-за скрытого отсутствия у них значения. У этого же слова, наоборот, даже чересчур много значений! Произошла путаница—и это всецело наша вина,—из-за того, что некоторые из объектов, ранее описывавшихся ACT, были сетями в техническом смысле: метрология, метро, телефонные сети,—а также потому, что когда это слово двадцать пять лет назад вводилось в обиход, еще не гремели ни Интернет, ни Аль-Каида. Поэтому слово «сеть» было нововведением, способным подчеркнуть контраст с «Обществом», «институтом», «культурой», «полями» и т. д., часто трактовавшимися как поверхности, потоки переносов причинности и реальные факты. Но теперь сети стали правилом, а поверхности — исключением. И все это потеряло остроту[193]. Если бы я верил в жаргон, и если бы словосочетание «сеть действий» имело хотя бы один шанс прижиться, я бы предложил и его как замену, чтобы подчеркнуть контраст между техническими и рабочими сетями — последние оставались бы для социологов способом придать смысл первым[194]

. «Сети действий» (work-nets) давали бы возможность видеть труд, уходящий на прокладывание технических (работающих) сетей (net-works): первый термин обозначал бы активного посредника, второй — стабилизированный ряд проводников.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Прочь от реальности: Исследования по философии текста
Прочь от реальности: Исследования по философии текста

Книга русского философа, автора книг «Винни Пух и философия обыденного языка», «Морфология реальности», «Словарь культуры XX века: Ключевые понятия и тексты», посвящена междисциплинарному исследованию того, как реальное в нашей жизни соотносится с воображаемым. Автор анализирует здесь такие понятия, как текст, сюжет, реальность, реализм, травма, психоз, шизофрения. Трудно сказать, по какой специальности написана эта книга: в ней затрагиваются такие сферы, как аналитическая философия, логическая семантика, психоанализ, клиническая характерология и психиатрия, структурная поэтика, теоретическая лингвистика, семиотика, теория речевых актов. Книга является фундаментальным и во многом революционным исследованием и в то же время увлекательным интеллектуальным чтением.

Вадим Петрович Руднев , Вадим Руднев

Философия / Образование и наука