Читаем Пересборка социального. Введение в акторно-сетевую теорию полностью

Однако вышеупомянутое слово «текстовый» в текстовых описаниях остается опасным: люди, не подкованные в исследованиях науки и семиотике, часто представляют себе тексты как «рассказы» или, что еще хуже, как «всего лишь рассказы». В противовес этой скептической установке я буду обозначать выражением «текстовое описание» такой текст, для которого вопрос собственной точности и истинности не был оставлен в стороне[184]. И все же соблазн отождествления одного и другого усиливается, поскольку есть ученые — если к ним применимо это почетное звание,—заявляющие, что продукты социальных наук — «всего лишь» нарративы, и иногда прибавляющие: «совсем как литература»[185]

. Подобно футболистам, забивающим гол в свои ворота, хитроумные гуманитарии стали использовать слова «нарративы» и «дискурсы» как способ заявить, что истинных текстов не существует. Как будто отсутствие абсолютного Текста означает, что все тексты относительны. Конечно, все, кто рад чернить социальные науки, дружно аплодировали, потому что как раз это они все время и говорили: «Социологи — это просто рассказчики. Пора кому-нибудь из них, наконец, в этом сознаться». Если речь идет лишь о том, что продуктом социальных наук являются письменные отчеты, возразим: каждая наука на земле делает то же самое, почему и названия их все заканчиваются суффиксами «-логия» или «-графия»; иное дело — заключить отсюда, что мы можем писать лишь фикции. Во-первых, такое признание выдает замечательное невежество в отношении тяжелого труда авторов художественной прозы. Антропологи, социологи, исследователи культуры, гордящиеся собою оттого, что «сочиняют вымышленные нарративы», должны хотя бы стремиться быть такими дисциплинированными, порабощенными реальностью, одержимыми качеством текста, какими бывают только хорошие писатели. Они не понимают, что если бы социальная наука была «все равно вымыслом», ей пришлось бы подвергнуться испытанию даже более дискриминирующему, нежели то, что в их воображении связано с экспериментальной наукой. Вы можете возразить вопросом: «Что такое хороший писатель?» А я отвечу: «А что такое настоящий ученый?» На эти вопросы не существует общего ответа.

Но еще важнее то, что отчет, согласившийся быть «просто рассказом»,— это отчет, утративший свой главный источник неопределенности: он уже не стремится быть точным, достоверным, интересным или объективным. Он отказался от проекта перевода четырех источников неопределенности, которые мы до сих пор рассматривали. И все же никто из социологов не может называть себя ученым

и при этом отказываться от риска писать истинный и полный
отчет по рассматриваемой теме. Вы отказываетесь от поиска истины не из-за того, что внимательнее пишете текст. Верно и обратное: текст бывает точен не потому, что написан льстиво и скучно. Слишком часто социологи считают, что «объективный стиль», под которым они обычно понимают несколько грамматических приемов вроде пассивного залога, царственное «мы» и кучу сносок, чудесным образом замаскирует отсутствие объектов. Жирный соус «объективного стиля» не может долго скрывать отсутствие мяса. Но если мясо у вас есть, вы можете добавить к нему дополнительную приправу или обойтись без нее.

Текстовые отчеты—лаборатория социологов, и если лабораторная практика идет впереди, то объективность может быть достигнута именно благодаря искусственной природе этого места и при условии, что непрерывное и настойчивое внимание будет направлено на выявление артефактов. Так что отношение к отчету социолога как к текстовому описанию не означает ослабления его претензий на реальность, а означает увеличение количества мер предосторожности на борту и навыков, требующихся от исследователей. Как должно стать понятным, игра называется — «увеличивать

сложность производства объективности». У социологов ассоциаций нет оснований отбрасывать это ограничение, когда отвергают социологию социального и вносят в дискуссию пятый источник неопределенности,— тот, что порожден письменным характером их собственных исследований. На самом деле все как раз наоборот. Если социальное — это нечто определенным образом циркулирующее, а не потусторонний мир, доступный лишь незаинтересованному взгляду сверхпроницательного ученого, то оно может протекать сквозь множество приспособленных к этой задаче средств, и в том числе текстов, докладов, отчетов и индикаторов. Либо может, либо нет. Текстовые описания точно так же могут оказаться провальными, как это часто бывает с экспериментами[186].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Прочь от реальности: Исследования по философии текста
Прочь от реальности: Исследования по философии текста

Книга русского философа, автора книг «Винни Пух и философия обыденного языка», «Морфология реальности», «Словарь культуры XX века: Ключевые понятия и тексты», посвящена междисциплинарному исследованию того, как реальное в нашей жизни соотносится с воображаемым. Автор анализирует здесь такие понятия, как текст, сюжет, реальность, реализм, травма, психоз, шизофрения. Трудно сказать, по какой специальности написана эта книга: в ней затрагиваются такие сферы, как аналитическая философия, логическая семантика, психоанализ, клиническая характерология и психиатрия, структурная поэтика, теоретическая лингвистика, семиотика, теория речевых актов. Книга является фундаментальным и во многом революционным исследованием и в то же время увлекательным интеллектуальным чтением.

Вадим Петрович Руднев , Вадим Руднев

Философия / Образование и наука