Читаем Перестраховка полностью

Итак, шеф по только ему известным соображениям принял меня в агентство. То ли плотно поел, то ли еще по какой причине находился в благостном состоянии духа. Я считаю, что это было дело случая, хотя Примак утверждает, что случайных людей в своей стае он не держит. Он вообще мужик своеобразный. Например, разговаривает он либо на строгом языке кодексов, либо по фене ботает. Потом, незыблемый постулат рыночных отношений: «Клиент всегда прав» для него — теорема, требующая доказательств. И если клиент ему не нравится, то он лучше откажется от дела, от денег, но не станет добывать жареную луну для какого-то… (дальше обычно следует грубая мужская лексика). Ну а уж глянется… Однажды к нему на ковер ступила особь, которая перед бракосочетанием вспомнила о своей бурной молодости. Вспомнила с сожалением. Потому что от нее, от молодости, остались на память кое-какие фотографии, где она запечатлена в весьма откровенных нарядах, а точнее — практически без них. Причем снимки эти имелись у ее многочисленных бойфрендов. Упоминания своего имени в их мемуарах она желала меньше всего. «Я куплю эти фото за любые деньги!» — умоляла она. Примак, преисполненный сочувствия к этой Магдалене, распорядился сделать компьютерный монтаж: ее будущий благоверный в окружении необремененных одеждой нимфеток. Так что если фотографии с нашей героиней всплывут, то она может представить супругу весомый контраргумент. Грубо, но эффективно. За услуги с этой дамочки, помнится, денег Примак не взял. Он у нас бессребреник. Вообще-то я не согласна с ним, особенно сейчас, накануне нового учебного года, когда на экипировку школьника уходит чуть меньше денег, чем на запуск космонавта. Я бы взяла себе одно денежное дельце. Но на все воля шефа.

Сегодня Примак пригласил меня в свой кабинет. Вполоборота к входной двери сидел потенциальный клиент (тьфу-тьфу через левое плечо). Он был весь «чересчур». Слишком богат для своих лет, слишком самоуверен для своей внешности, слишком глуп для нашего шефа. О последней характеристике можно догадаться по скорости мелькания бусин на четках начальника. Чем медленнее варят у собеседника мозги, тем быстрее бегают бусины под пальцами Примака.

— Знакомьтесь, Олег Петрович, наш спец по наружному наблюдению, Лиза Троян, — безо всякого вдохновения отрекомендовал меня шеф. Кажется, сорвется сделка.

Олег Петрович вперил в меня взгляд грамотного потребителя:

— Я представлял частного детектива как минимум мужчиной.

— А как максимум Джеймсом Бондом? — усмехнулся шеф.

— Не буквально, конечно, но на уровне.

— Понятно. А теперь представьте этого суперагента за спиной вашей жены. Она первая обнаружит слежку. А за ней и вся улица. То ли дело женщина. Мобильна, коммуникабельна, легко камуфлируется. И студенткой, и беременной теткой прикинется. Такую ни в чем не заподозришь.

Начальник не столько расхваливал мои товарные качества, сколько уличал посетителя в дилетантстве.

— Ну, если вы не можете предложить лучшего… — начал клиент, хватаясь за подлокотники кресла, предвкушая, что его в этом кресле будут удерживать всеми правдами и неправдами.

Но Примак и не думал. Молчал. Даже отвернулся к окну, потеряв интерес к ходоку. Тот отреагировал моментально.

— Ладно, я не против. Но если ее (кивок в мою сторону) работа не будет меня устраивать, я расторгну контракт и кроме аванса в тридцать процентов платить ничего не буду. Никаких компенсаций. Мне нужны: ежедневный отчет по телефону, подлинная информация, фотографии. И полная конфиденциальность.

Шеф протянул мне тонкую папку. Досье на супругу Олега Петровича Самыкина, за которой мне, возможно, предстоит следить на предмет хождения налево. Так мне объяснил Примак. Я машинально заглянула в документы. Сверху лежала фотография: женщина в летнем кафе. В полный рост, от шикарной шляпы до босоножек. За нею средиземноморский пейзаж, словно итальянский флаг — зеленое море, белые дома, красные крыши.

— Это мы на Мальте, — заметив, как я залипла, пояснил Олег Петрович.

— А в ближайшее время никуда не собираетесь? — в надежде спросила я. Было бы очень удобно и приятно вести наблюдение за его женой, например, с Пизанской башни.

— Мы только что из отпуска.

Все правильно, дата на фото 21 августа сего года. Ладно, проехали.

— У вас есть основания не доверять жене? — осторожно спросила я. Должен же он мне дать хоть какую-то наводку.

— Оснований нет. Есть сомнения. И я хочу либо развеять их, либо… либо… — замялся Олег Петрович. Видимо, еще не решил, как поступить в случае этого самого «либо».

— Все равно у меня к вам будет несколько вопросов, — мягко настаивала я, поглядывая на начальника. Тот пустил меня в свободный полет и не вмешивался.

— Это у меня к вам будут вопросы. А у вас ко мне — ответы.

В общем, это был тот тип клиентов, с которыми не ладил Примак: иди туда не знаю куда, принеси то не знаю что. Благой, как выражался начальник.

— Лиза, иди к себе, я сообщу о принятом решении, — сухой тон Примака не давал мне надежд на скорое обогащение.


— Что скажешь? — протянула я папку Ивану.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее