Переступить черту. Истории о моих пациентах

Она очень завидовала юным дамам, она плакалась, что становится старой и безобразной; она охотно становилась патетичной: муж только и ждет ее смерти. В другой раз она снова жаловалась на пренебрежение в vita sexualis[53]

 со стороны ее отца и считала себя хорошенькой, сильной, молодой женщиной. Все, что она говорила, в конце концов сводилось к сексуальным вещам и ее ревности.

При этом она стала очень активной. Она пошла в полицию, чтобы девушек поставили на контроль, поручила домашнему врачу выследить мужа и выяснить, с кем у него связи. Она посылала за ним в гостиницу прислугу, просила следить за ним родственников и нанимала сыщиков. Со всеми она говорила о своих ревнивых историях. Она обвиняла мужа в неразрешенных связях с институтскими подругами своей дочери и передала через прислугу в институте, что все ученицы плохие. В саду санатория она громко ругала «еврейских баб», в то время как за столом сидели еврейские дамы, и утверждала, что те дают ее мужу авансы. В более многочисленном обществе господ и дам ее муж был настолько неосторожен, что предложил из корзины цветов сначала букет жене одного друга. Г-жа Ф. схватила корзину, швырнула содержимое на пол и убежала прочь. Во время развития этого отношения усилилась старая несовместимость; из-за каждой мелочи она колоссально возбуждалась. Она порола свою 15-летнюю дочь. Муж считает, что и при этом идея ревности играла роль. Ее настроение было неравномерным. Она все еще могла быть веселой, но только когда ее веселили, не сама по себе. У нее были также дни, в которые она всегда была удрученной и печальной. Часто она просыпалась по утрам угнетенной. Ее настроение легко поддавалось влиянию одного слова. Интеллект не потерпел никакого ущерба. Она всегда оставалась добросовестной, старательной, аккуратной домохозяйкой.

Из-за многократных общественных скандалов, в результате которых возникали судебные трудности, положение мужа, который до тех пор все терпеливо сносил, было поставлено под угрозу настолько, что потребовалось помещение жены в Гейдельбергскую психиатрическую клинику (с 25 ноября по 4 декабря 1897 г.). Во время поездки ее ревность сразу нашла новое основание: в Гейдельберге вместе с ними вышла одна дама; она сказала, это странно, та ведь также и раньше с ними села, муж для себя, якобы, ее вызвал сюда. Под предлогом врачебного обследования ее сначала доставили сюда; когда она узнала, что должна здесь остаться, то очень взволновалась. Она желала сначала привести в порядок свое домашнее хозяйство и забрать для себе необходимую одежду и белье. С обещанием вернуться добровольно ее, наконец, отпустили, и она точно явилась снова. Она проявляла себя полностью ориентированной, благоразумной и аккуратной. У нее было очень веселое настроение, и она была чрезвычайно болтлива. Имело место четкое возбуждение, которое проявлялось в постоянном беспокойстве, в оживленной мимике, блестящих глазах. Бросалась в глаза определенная слабость суждений и эйфория. Предоставленным свободным выходом она никогда не злоупотребляла. Свои идеи ревности она отрицала. Она постоянно их здесь диссимулировала.