Моряки немало потешались над странной затеей, но все же отнеслись к молодым людям с пониманием и своеобразной добродушной поддержкой, пообещав всячески содействовать их начинаниям. Одно время обоих друзей терзал страх – в котором, впрочем, ни один из них не пожелал бы признаться. Постоянно думая лишь о старом корабле на песчаном берегу, они постепенно внушили себе, что эта никому не интересная посудина, более пятнадцати лет провалявшаяся нетронутой кверху днищем в сыром песке, вдруг стала неимоверно притягательна для всего мира. Естественно, обоих авантюристов теперь преследовал страх, что некий злоумышленник попытается украсть их приз, подрезав их в гонке за сокровищами, и первым взломает корабль. Огромным облегчением было для обоих обещание берегового патруля, что ни одна душа не посмеет копошиться на старой развалюхе без персонального разрешения молодых джентльменов. Погода продолжала портиться, но вместо того, чтобы разочароваться в затее со старым кораблем, они лишь парадоксальным образом укрепились в своей мечте о кладе. В ночь на 10 декабря грянула натуральная буря – и Роберт с Томом, лежа под одеялами и слушая дикие завывания ветра в дымоходе, окончательно и накрепко уверовали, что там, под гнилыми корабельными досками, на самом деле скрыто нечто такое невиданное и ослепительное, от чего мир завистливо ахнет.
Следующим вечером, в семь часов, друзья уже были на берегу Бычьего острова и вглядывались в кромешную тьму. С берега дул ветер такой силы, что волны, и так высокие от прилива, вставали горой – и каналы были переполнены, как мельничные плотины. Одна за другой волны бились о берег, разлетаясь массой брызг, а ветер сдувал пену с их гребней и уносил ее, роняя на лету, так что казалось, будто идет непрерывный соленый дождь. Хриплый рев морского ветра и грохот валов неслись по всему берегу – и слыша эти преисполненные ярости звуки, можно было понять, отчего эта местность получила свое диковинное имя.
Работать на месте кораблекрушения в такую ночь было совершенно невозможно, даже если бы друзья каким-то чудом сумели добраться до судна и не потеряться в темноте. Ждать было нечего – и молодые люди с грустью поплелись домой, надеясь, что хоть на следующий вечер им повезет.
Надежды оказались напрасными. Шторм свирепствовал целых два дня, и сквозь набегающие и отступающие громадные валы невозможно было разглядеть корабельный остов. Каждый вечер в семь часов друзья терпеливо возвращались на свой пост и смотрели на разъяренные волны, тщетно надеясь, что буйство стихии как-нибудь возьмет и прекратится и они наконец-то смогут приступить к осуществлению своих долгожданных планов. Но вот шторм начал утихать, а надежда кладоискателей, наоборот, разгораться, так что утром 14 декабря, когда, проснувшись на своем чердаке, они не услышали отчаянного свиста ветра в трубах, прежний оптимизм кладоискателей воцарился в их душах. В ту ночь молодые люди пришли на берег исполненными надежд, а вернулись в полном отчаянии. Несмотря на то что шторм утих, море по-прежнему не унималось. Огромные, тяжкие, мрачные волны, хоть и без ореола брызг, но все же вспененные, набрасывались на залив и хлестали песчаную пустыню с такой силой, что не могло быть и речи о том, чтобы попробовать сунуться к ним поближе. Роберт и Том ждали до последнего, рискуя опоздать к урочному часу, но ничего не менялось – и они вынуждены были вернуться домой подавленные и с разбитым сердцем. Оставался последний вечер, чтобы добраться до корабля, и молодые люди всерьез опасались, что, даже если море смилостивится и успокоится, одного-единственного часа им не хватит никоим образом. Однако юность – пора упорства, и на следующее утро оба они были полны тех окрыляющих надежд, что родятся лишь из мрака отчаяния: твердая уверенность, что хуже уже быть не может – а раз так, то проигравший еще успеет собраться с силами и победить. Когда в этот вечер они приближались к Бычьему острову, их сердца колотились так громко, что стук, казалось, можно было расслышать издалека. Оба словно предчувствовали: сегодня, сегодня! Их надежды не напрасны! На всем пути от города было тихо – дома напротив Клонтарфа чернели в декабрьской тьме, – и молодым людям казалось, что и там, над песками, их ждет такое же спокойствие. Но, увы, оба не учли, что гавань защищают два волнореза, а пески острова открыты всем ветрам и штормам, что великие атлантические валы, грохочущие на севере и юге, все еще страшно могучи, они проносятся по всему Ла-Маншу и с каждым приливом яростно бьются о побережье. Итак, добравшись до песчаных холмов, молодые люди увидели, что надеждам их пришел конец.