Перевёртыш

К вопросам режима мне придется обращаться еще много раз. Поэтому здесь уместно остановиться на фигуре Г. И. Дорогова, которой был его головой и душой режимной службы в системе Организации п/я А-1063. Не знаю, что представляли собой другие контрразведчики его уровня, но Дорогов был весьма неординарной фигурой. Чуть выше среднего роста, с большой залысиной, очень добродушный и даже, я бы сказал, простоватый на первый взгляд, он внешне и поведением очень напоминал Мюллера — Броневого из "Семнадцати мгновений весны". Иногда казалось, что Дорогов об этом знает и в чем-то ему подражает. С начальством он всегда ладил, держался очень скромно, но умел шутками и прибаутками склонять его на свою сторону и убеждать в своей правоте; обычно он приходил как бы за советом или с просьбой помочь разобраться в чем-либо. Естественно, что начальство советовало так, как ему хотелось или оказывало "помощь". В то же время с теми, кто стоял ниже, или с подчиненными, он мог быть очень жёстким и непреклонным, однако. с плеча не рубил, а пытался разобраться в сути дела, которое для него было новым (я имею в виду биологию). Ведь все принципы его работы сформировались в системе Средмаша еще в 50-ые годы и знания были вынесены оттуда. Общаться с ним мне приходилось очень часто, так без его визы ни одну бумагу начальство не подписывало, и это общение не всегда было приятным. Его фамильярное отношение, обращение на "ты" и снисходительный тон оставляли неприятный осадок. Режимщики в других учреждениях системы во многом подражали Дорогову.

Перевозка всех документов всегда осуществлялась в сопровождении вооруженной охраны на специальных автомобилях. Охрана следовала за нами повсюду; её не пускали только в МО и в Кремль (она ожидала нас перед Спасскими воротами).

Помимо ограничения открытых публикаций (см. ниже), режимные строгости касались также наших зарубежных поездок. За время работы в отделе Совета за границей мне довелось побывать лишь дважды и то в соцстранах и в сопровождении представителей режимной службы. Один раз в его роли выступил заместитель Дорогова, которого я вынужден был представлять как своего "старшего научного сотрудника" (к счастью, он был кандидатом наук и в общих чертах знал суть дела).

Выездные документы оформляли мне довольно часто, но все поездки отменялись буквально в последний момент. Так было, например, в 1978 году, когда я должен был лететь в Мюнхен на Международный конгресс по микробиологии; накануне отъезда полученные на поездку деньги и билет прямо на улице (это было уже после окончания рабочего дня) мне пришлось передать сотруднику КГБ, который сопровождал делегацию. В то же время, ограничения в зарубежных поездках почему-то не касались Овчинникова, Скрябина и Баева, хотя они были такими же "секретоносителями".

Ограничения с поездками за границу доставляли мне массу огорчений и ставили в тупик, когда надо было выдумывать причины отказа от них в ответ на настойчивые и очень лестные приглашения моих зарубежных коллег (то я "ломал" ногу, то "заболевал" или ссылался на "семейные" обстоятельства).

Как я говорил, вначале Организация п/я А-1063 и мой отдел находились на ул. Лестева в помещении Главмикробиопрома, но уже осенью 1973 года мы получили здание, до того принадлежавшее Академии химзащиты, на ул. Самокатная, 4а (рядом с известным ликеро-водочным заводом). Здание обнесено глухим забором и окружено парком, а единственный приличный подъезд идёт со стороны Яузы, но его трудно заметить.

Уже вскоре после появления на свет новой организации начались трения с военными, которые относились к нам очень ревностно. С одной стороны, мы должны были готовить для них "базу", но с другой — Организация п/я А-1968 считалась нашим заказчиком и строго требовала выполнения всех "ТЗ", даже если в процессе предварительных проработок они оказывались невыполнимыми (иногда у меня создавалось впечатление, что такие задания давались умышленно). Каждый год издавалось специальное постановление, в котором формулировались основные фундаментальные и прикладные задачи. Их проекты готовил мой Отдел, а согласование их превращалось в муку, поскольку каждое ведомство тянуло "одеяло на себя". Нужны были огромное терпение и дипломатия, которыми я не обладал. Поэтому часто вместо себя я посылал своих заместителей, что не могло не вызывать недовольства начальства. Однако это касалось не только проектов больших документов, но и проектов каждого решения Совета; их надо было согласовывать со всеми членами Совета до заседания и после него. Кроме того, их "неофициально" надо было согласовывать с ВПК и ЦК КПСС, где каждый измывался над нами, как хотел, не гнушаясь мата. Не помогала и Организация п/я А-1063, сотрудники которой не допускались до дел Совета. С их стороны все время слышались насмешки: "Поживем — увидим, чему вы нас научите" или "Посмотрим, что у вас получится!".