Перевёртыш

"— обратить внимание на ненормальные служебные взаимоотношения между тт. Ураковым Н. Н. и Домарадским И. В., что отрицательно сказывается на обстановке в ин-те;

— отметить отсутствие гласности (в пределах установленного порядка) в научной, партийной и общественной жизни ин-та;

— обратить внимание т. Уракова Н. Н. на отсутствие коллегиальности в рассмотрении научных вопросов (участие зам. по науке и, при необходимости, ведущих специалистов);

— возложить на т. Домарадского И. В. руководство всеми генетическими исследованиями, проводимыми в ин-те, для чего рассмотреть перераспределение подчиненности соответствующих подразделений и освободить его от других обязанностей (СЗР и др.);

— обратить внимание т. Домарадского И. В. на необходимость уделять больше внимания научно-организационной работе, повысить требовательность к научным сотрудникам, в т. ч. по конструированию, протоколированию и анализу результатов опытов. "

Как говорится, комментарии излишни. Фактически члены Комиссии поддеражали меня, но кого-то акт не устроил и он не был утвержден, Поэтому все сложилось иначе.

Через несколько дней Ураков, все его заместители, секретарь партийного бюро и я были вызваны к Быкову, на заседании у которого присутствовали также Бургасов, Калинин и Воробьев. Быков пожелал еще раз всех послушать и после этого принять решение. Сначала он предложил выступить оболенцам. При этом повторилось то, что много раз бывало на НТС во ВНИИ ПМ: в мой адрес посыпались упреки и обвинения. Но особенно меня поразил Тарумов, от которого я ждал как раз поддержки. Дело в том, что к этому времени Ураков умудрился поссориться и с ним. Одной из причин ссоры было то, что, приглашая Тарумова во ВНИИ ПМ, он посулил ему "золотые горы" и, в частности, квартиру в Протвино. Но прошло уже несколько лет, а Тарумов продолжал жить в служебной квартире с женой, не имевшей даже прописки. Кроме того, в конце — концов его также стало возмущать самодурство и мелочные придирки. В общем Тарумов решил жаловаться на Уракова и в тот день ему представился хороший случай. Если бы мы держались друг за друга, ситуация могла бы сложиться не в пользу Уракова, Однако в последний момент Тарумов передумал или испугался и стал поддакивать директору. Позднее жена Тарумова пыталась оправдать мужа привычкой, привитой ему еще с детских лет, не спорить с начальством. Что касается Боровика, то ждать от него чего-нибудь другого было просто смешно.

Затем выступил я и высказал все, что накопилось во мне за все годы работы во ВНИИ ПМ. При этом я особо отметил ефрейторские замашки Уракова, его стремление превратить институт в казарму и некомпетентность во многих вопросах. Мое заключение было таково, что пока он директор, хорошего в институте ничего не будет. Услышив это, Ураков просто подскочил на месте (очевидно, с ним никто так никогда не разговаривал, тем более при начальстве), а остальные притихли, ожидая реакции Быкова. Что — то невнятное промямлили Воробьев и Бургасов, хотя последний как председатель Комиссии должен был бы высказаться более определенно. Калинин, как уже бывало, стал призывать нас найти пути к согласию, пожурил Уракова, но меня не поддержал. Последовало решение Быкова: "Их надо разводить. Вместе им не работать". На этом все и кончилось.