Переводчик

Шевченко, больше ни слова не говоря, выпил. Олег знал, что сейчас надо выпить так, чтобы ничего в кружке не осталось. Традиция.

Водка не лезла в горло. Организм противился, но Олег, собрав волю в кулак, выпил до дна. Сев на ящик от снарядов, служивший стулом, понял, что уже сам встать не сможет.

Иванов подмигнул:

— Это только начало…

— А что будет еще? — спросил Олег, чувствуя, как заплетается язык.

— Кроме водки еще будет война.

— Война уже есть, — возразил Олег.

Ему показалось странным, что Глеб говорит о войне, как о чем-то еще не начавшемся. Ведь война началась в августе, а сейчас уже март…

— Война есть для тех, кто воюет. А я, ты и вся моя рота еще не воевали. Для нас войны пока нет. Она только ждет нас. Ждет наши души. Ждет наши тела. Ждет наши жизни…

Олег знал, что Иванов воевал в ту, первую, войну, был ранен и уж точно он знал, что есть война. Олег хотел что-то спросить, но почему-то задал совсем глупый вопрос:

— Товарищ капитан, а на войне страшно?

Сидевший рядом с Олегом Лунин на миг повернулся, посмотрел на Олега глазами полными презрения и снова отвернулся. Олег уже как-то задавал Лунину этот вопрос.

— Сейчас тебе страшно? — спросил Глеб.

Олег прислушался к себе.

— Нет.

— В бою тоже не страшно. Если инициатива за тобой. Если охотник — ты.

— А на войне?

Глеб не ответил на вопрос и продолжил свой монолог:

— Сейчас тебе не страшно потому, что ты выпил водки. Если ты не будешь пить здесь водку, то от страха сойдешь с ума. А еще ты сойдешь с ума оттого, что здесь увидишь. Ты не человек войны. Тебе это не надо видеть. Но придется.

— Например? — спросил Олег.

Глеб не ответил. Он начал пережевывать тушенку, а потом опять долго молчал. Олег дотянулся до банки с кашей и подцепил немного на вилку. Проглотил, не чувствуя вкуса. Посмотрел на Иванова. Глеб спросил:

— Зачем ты согласился ехать сюда?

— У меня есть подруга, на которой я хочу жениться, — сказал Олег. — У нас было все хорошо, но потом я застал ее с парнем. Будто мир перевернулся. Она мне сказала, что я тряпка, не могу постоять за себя, а все потому, что я не служил в армии.

— И ты решил ей что-то доказать?

— Да. Я пошел в военкомат, и сказал, что хочу служить.

— И тебя, выпускника МГИМО взяли в армию?

— Военком тоже удивился. Еще больше он удивился, когда мой папа приехал к нему…

— А кто у нас папа?

— Советник министра иностранных дел.

— Кто??? — Иванов чуть не поперхнулся.

— Советник министра.

— Олег, ты дурак.

— Дурак и тряпка, — кивнул Нартов. — Поэтому к военкому приехал папа, и согласившись с моим решением отсулжить в армии, попросил военкома заслать меня подальше от Чечни — на Дальний Восток. Оказалось, что Чечня нашла меня и там.

— А что же папа?

— Я родителям ничего не стал говорить.

— А что подруга? Она же знает, что ты в армии.

— Говорит, что зауважала меня за мой выбор и ждет меня.

Иванов хмыкнул, но не стал комментировать ответ Нартова.

— Да и ненадолго мы здесь, — рассуждая, сказал Олег. — На каких-то три месяца…

— Эти три месяца могут показаться тебе вечностью.

Олег повертел головой, не соглашаясь с Глебом:

— Нет. Три месяца, это три месяца. Когда-нибудь они все равно закончатся. К тому же уже прошло три дня, как мы прилетели. Проходит все, пройдет и это.

Глеб покачал головой:

— Но ты все же гражданский человек, и знать что такое война, тебе вряд ли надо.

— Не знаю. Мне кажется, что в жизни надо посмотреть все.

— Да, но кроме кошмаров войны. Война — это слишком плохое зрелище, чтобы хотеть на него посмотреть…

Вдруг Олег почувствовал, как к горлу подкатился приступ рвоты. Он, толкнув чуть Лунина, повернулся назад, и его вырвало прямо на аккуратно сложенные дрова у печки — «буржуйки». Прокашлялся.

— Это кто там? — спросил Шевченко, услышав знакомый звук. — Не вижу…

— Переводчик наш… — отозвался Иванов. — Пить еще не умеет…

— Выведите его на свежий воздух. Пусть немного проветрится…

Иванов выбрался из-за стола и, подхватив Олега, пошел к выходу.

Снаружи было довольно прохладно. Небо было звездное и чистое.

— Освежись, — сказал Иванов.

— Мне уже лучше, — сказал Олег, вдохнув свежего воздуха.

Иванов посмотрел на горы и вдруг указал на вершины, хорошо видимые на фоне неба:

— За горами Улус-Керт. Три недели назад там, в горах, почти полностью погибла рота второго батальона сто четвертого полка. Капитан вдруг повернулся к Олегу и, глядя в глаза, прямо спросил: — А ты готов вот прямо здесь и сейчас умереть?

Олег попытался представить себе, как это будет выглядеть, но не смог, и сказал:

— Наверно, нет. Я не знаю…

— Парни там тоже не хотели умирать. Они были окружены. Почти сутки они бились в полном окружении. Когда духи перебили почти всех, оставшиеся в живых вызвали на себя огонь полковой артиллерии. Снаряды смешали там всех с землей. И наших парней и боевиков, и деревья, и кусты…

— Прямо как в кино, — восхищенно сказал Олег.

— В кино актеры умирают понарошку. А там, вон на тех сопках, их совсем не понарошку перемешало с землей. Два дня к ним не могли пробиться. Там погиб мой друг, с которым я вместе прослужил два года, прежде чем перейти в спецназ. Редкой души человек…