Переводчик Гитлера

Мы разработали систему, по которой в ходе беседы с военнопленными затрагивали отдельные пункты и делали выводы на основании реакции и ответов пленников. Таким образом мы установили, что положение с продовольствием в Англии, несмотря на наши подводные лодки, вероятно, не так плохо, как утверждали жаждущие этого мыслители в Германии? в первую очередь наш собственный министр. Мы узнали, что радиопередачи из Германии на английском языке слушают внимательно, и нам сказали, в какое время их лучше всего передавать. «Если хотите, можете подать своей семье весточку о том, что находитесь в плену, по немецкому радио»,? сказали мы англичанам. Несмотря на строгие правила относительно радиовещания, почти все они были готовы сделать это. На вопрос, когда их семьи в Англии будут слушать радио, чтобы их личные сообщения могли быть переданы по немецкому радио в подходящее время, большинство из них ответило: «У нас слушают сначала новости в девять часов, а потом новости из Германии в девять тридцать». Когда мы спросили, верят ли в Англии тому, что слышат из Германии, все они ответили: «Нет!» И добавили: «Но мы и не всему верим из того, что слышим по нашему радио, наверное, истина где-то посередине».

Нам было интересно узнать, что люди в Канаде вряд ли слышали нашу пропаганду. Когда канадцы, попавшие в плен в Дьеппе, захотели послать свои личные сообщения, мы спросили, есть ли у их родных коротковолновые радиоприемники, чтобы слушать немецкие передачи. Они сказали, что таких приемников нет, и объяснили, что личные сообщения от военнопленных передавались через местные передатчики Если так, то это был блестящий способ сделать бесполезными наши попытки использовать такие сообщения для наших пропагандистских целей, потому что местные передатчики передавали только сообщения и отсекали пропаганду.

Все пленные произвели отличное впечатление и вели себя наилучшим образом. Мне было очень грустно видеть за колючей проволокой этих людей, чей язык и историю я так хорошо знал и чьи народы всегда были особенно близки мне. Иногда я задумывался о моих беседах с англичанами из Сен-Назера и канадцами из Дьеппа, когда после 1945 года сам оказался за колючей проволокой; и тогда я угадывал похожее чувство сострадания в тех, кто допрашивал меня, особенно когда это были представители американского государственного департамента. Во время этого краткого задания во Франции я, разумеется, много узнал о методах допроса и позднее смог сделать интересные сравнения. Меня позабавило, что на гражданских лиц американские военные смотрели с таким же подозрением, как и на нас, дипломатов, смотрели немецкие военные чины в 1942 году.

В Сен-Назере и Дьеппе с младшими офицерами и рядовыми оказалось разговаривать легче всего, от молодых английских лейтенантов добиться слова было нелегко. Только когда настойчиво повторялось, что Германия, несомненно, выиграет войну, можно было услышать горячее возражение. «На вашем месте мы сказали бы то же самое,? отвечали мы,? но мы можем объяснить, почему Германия выиграет войну, тогда как вы не можете мне сказать, почему войну выиграет Англия». Такой метод никогда не подводил, и всегда завязывался разговор, обычно с очень интересными результатами. На меня производила большое впечатление всеобщая абсолютная уверенность, от рядовых до генерала, в их грядущей победе и отсутствие фанатизма или предполагаемой ненависти к Германии.

С канадцами у нас возникли непреодолимые трудности, и не из-за их упрямства, а потому, что здоровенные, дружелюбные лесорубы с их добрыми голубыми глазами и веселым смехом, при котором они демонстрировали свои великолепные зубы, практически ничего не знали о Европе, не говоря уже о Германии.

Однажды я спросил одного из этих отличных парней: «Вы когда-нибудь слышали о немцах?»

Он долго думал, а потом сказал: «Да, генерал Роммель и Лили Марлен».

В порядке чисто личного интереса? в Сен-Назере один из пленных пристально посмотрел на меня и сказал: «Вы и есть тот самый доктор Шмидт, который все время переводит», и объяснил, что часто видел мои фотографии в иллюстрированных сообщениях о встречах и конференциях. Так же было и в Дьеппе, где я говорил по-французски с майором, канадским французом. «Я следил за Вашей карьерой по газетам,? сказал он,? и заплатил бы немало, чтобы иметь возможность поболтать с Вами!» Майор совершил побег через несколько дней после нашей беседы, и два месяца спустя его статья о нашем разговоре появилась в Англии. Я был рад, что он не повторил сделанные мною вскользь замечания, что, скорее всего, он останется в плену до конца войны. Но он целиком передал мои рассуждения на тему победы в войне, хотя я использовал их, только чтобы вызвать его на разговор.