Переводчик Гитлера

Я дважды переводил беседы графини Чиано и Гитлера. Каждый раз высокая, элегантная дочь итальянского диктатора поднимала политические вопросы и без колебаний, пылко и очень умело высказывала мнения, противоположные его собственным. «Вы не можете наказывать кого-то только потому, что его бабушка еврейка»,? сказала она однажды, сверкая большими карими глазами, такими же, как у отца. Она мягко выступала за проявление гуманности в отношении евреев. Во время второго визита, который произошел после свержения Муссолини, она предъявила длинный перечень жалоб на обращение с итальянскими военнопленными в Германии. На Гитлера, очевидно, произвела большое впечатление сила, с которой Эдда Чиано высказывала свои убеждения. Он терпел, когда она критиковала его политику, чего не позволил бы ни одному мужчине. Но оставался непреклонен, когда возникал вопрос об отъезде Чиано и его жены в Испанию.

«Боюсь, вас ждут там одни неприятности,? говорил Гитлер.? Вам лучше остаться с нами в Германии». Этот отказ стоил Чиано жизни[15]

.

Как я уже сказал, предполагалось, что я доставлю отца темпераментной Эдды с итало-германской границы в конце апреля 1944 года, так как он тоже получил приглашение в Зальцбург. Но судьба распорядилась иначе.

У главы фашистской республики, естественно, больше не имелось специального поезда, к которому обычно цепляли на границе два моих вагона, поэтому в моем распоряжении находилось большинство вагонов специального поезда Гитлера, который отправлялся в Милан, чтобы забрать Муссолини. Когда я отъезжал, Дорнберг сказал: «Только не устраивайтесь в поезде слишком комфортно и не думайте, что последуете до самого Милана. Почетный караул будет только на германской границе, а если итальянцы в их теперешнем обидчивом настроении услышат, что вы едете до Милана, то начнут говорить, что нынче министерство иностранных дел Германии продвинуло границу рейха до Милана!»

В три часа дня я прибыл в Линц на реке Драу в специальном поезде фюрера. Здесь почетный караул сошел с поезда с намерением присоединиться к нам в три часа ночи, чтобы ехать обратно. Но когда поезд вернулся, никого из почетного караула на перроне не оказалось? все находились в больнице Линца с ушибами и переломами. Окружной начальник, умеющий лучше руководить людьми, чем управлять машиной, вез нас в Хайлигенблут, свернул на обочину дороги, проколол шину, и в результате машина рухнула с берега, перевернулась и все мы оказались в реке.

Некоторое время мне уже не пришлось ни продолжать путешествия, ни переводить. Когда я выписался из больницы, министерство иностранных дел отправило меня в Баден-Баден поправлять здоровье. Я остановился в приятных апартаментах отеля «Бреннер», которые до меня занимал один интернированный американский дипломат. Позднее, когда меня интернировали американцы, мне было интересно сравнить американское и немецкое гостеприимство в отношении интернированных дипломатов.

В Баден-Бадене мой драгоценный радиоприемник стоял у изголовья моей постели, он позволил мне слушать Рузвельта и Черчилля на протяжении всей войны. Речи Черчилля всегда доставляли удовольствие в литературном смысле, хотя я и не во всем с ним соглашался. Благодаря моему приемнику я постоянно расширял свой запас военной лексики, объем которой часто удивлял моих слушателей, когда я объяснял обстановку на фронте. «Чем дольше длится война, тем легче становится переводить»,? сказал я однажды одному коллеге. Внимательно слушая и сравнивая сообщения с обеих сторон, я заметил, что каждый из участников войны в сходных ситуациях говорит в значительной степени одно и то же. Эта параллель особенно ярко проявилась к концу войны в призывах к формированию отрядов «Фольксштурм»[16] в Германии. Я сказал сотрудникам из бюро переводов, что, переводя эти призывы, они могут использовать тексты английского радиовещания того периода, когда в 1940 году создавалась Национальная гвардия: эти тексты намного облегчали перевод. И это был, конечно, не единственный случай, когда бюро переводов прибегало к ценной помощи своих противников.

* * *

Очень много написано о неудачной попытке убить Гитлера 20 июля 1944 года, но вряд ли есть какое-либо упоминание о том, что лишь через два часа после этой попытки Гитлер встретился с Муссолини на месте взрыва, чтобы обсудить с ним политическую ситуацию.? Нет! Даже Вы не сможете попасть сегодня в ставку,? сказали мне часовые у барьера.? Меня вызвали на совещание Гитлера и Муссолини. Вы должны пропустить меня!? Совещание не состоится,? сообщил часовой.? Почему?? Из-за того, что случилось.

Этот лаконичный ответ был моим первым соприкосновением с покушением 20 июля.