Доехали быстро. Манана с матерью и сыном жили в старенькой однушке на первом этаже. Сандрик выскочил в коридорчик, хитро посмотрел на гостей и запел песню «Какой чудесный день», ловко подражая мультяшному мышонку. Алина засмеялась: надо же, какой талант!
Рассиживаться в гостях у Мананы Алина не стала: Вова был напуган активностью Сандрика и стал тянуть мать к выходу. Да и неуютно у них было, честно говоря. Бедность сквозила изо всех щелей, и когда Манана спросила, сколько она должна ей за кальций, Алина назвала символическую сумму. Манана обрадовалась, долго благодарила Алину и захотела проводить ее до машины. Сандрик, увидев, что мать надевает куртку, побежал к холодильнику и оттуда крикнул:
— Носки?
Алина с интересом наблюдала за ним. Манана зашептала:
— Ну, началось в колхозе утро! Ты подожди, джана, это у нас ритуал такой, нельзя нарушить, весь лоб себе раскровит!
Алина кивнула. Манана крикнула в ответ:
— Да, носки.
Сандрик побежал в комнату, открыл ящик и достал носки, прибежал в коридор, надел их и снова побежал к холодильнику.
— Куда бегает? — шепотом спросила Алина.
— На холодильнике список его одежды висит, — так же шепотом ответила Манана.
Из кухни донеслось:
— Штаны?
— Да, штаны.
Сандрик прибежал со штанами. Надел, убежал.
— Рубашка?
— Да, рубашка.
Наконец, одевшись, Сандрик натянул видавшую виды куртку с железной «молнией», которую он минут пять не мог застегнуть.
— Помогать нельзя, пока не попросит, — шепнула Манана. И спохватилась: — Вы не торопитесь?
— Нет-нет, мне даже интересно, правда, — сказала Алина. Неинтересно было только Вове, который пытался вырваться из этого тесного коридора, не понимая, чего все столпились и не выходят. Неинтересно было и Манане, которая наблюдала этот ритуал каждый день, и не по разу.
В конце концов Сандрик сдался.
— Помоги застегнуть, — сказал он.
— Точно сам не сможешь? — переспросила Манана.
— Точно.
Манана застегнула сыну куртку, Алина было повернулась, чтобы выйти, но Сандрик прямо в башмаках затопал к цветку на подоконнике.
— Сейчас, сейчас, джана. Конец фильма уже близок, — засмеялась Манана. — Попрощаемся с цветком и пойдем!
Вышли на улицу, и Сандрик побежал на детскую площадку. Манана с Алиной еще немного поболтали. Манана рассказывала про свою непутевую жизнь: замуж не вышла, проще говоря, не взял никто, а вот брюхом наградили. Мать, хоть и больная уже была, сказала: оставляй, вырастим. Ну и вот, растят. Мать лежит. Манана думала, что сынок подрастет, она его в садик, сама на работу, но с садиком не заладилось, ходил всего пару дней, их оттуда попросили. Перебивается случайными заработками, да две пенсии, матери и Сандрика, она ему инвалидность оформила. Тяжело, но не унывают. Алине понравилась Манана — оптимистка, с чувством юмора, и вообще приятная девушка.
Шли дни с отмены протокола. Наступила поздняя осень, высыпал первый снег. Алина поймала себя на мысли, что ожидание новых ухудшений у Вовы ее отпустило. Недавно Вова даже пытался помогать ей готовить блинчики.
Уже больше полумесяца, как они возобновили занятия, которые пришлось забросить в период «отката». А теперь Вова стал показывать хорошие результаты. Особенно Алина отметила Вовины успехи в бассейне и на музыкальной терапии. Он стал слушать музыку, подходил к синтезатору и, нажав клавишу, прислушивался к звукам, которые под его пальцами издавал инструмент.
Музтерапевт здоровалась с детьми, напевала их имя в разной тональности: «Здра-а-а-авству-у-у-уй, Во-о-о-овочка-а-а-аа!» Раньше Вова заходил в кабинет, доставал из шкафа музыкальный треугольник и все занятие сидел с ним, поглаживая прохладную поверхность — уважал только тактильные ощущения. А недавно педагог сказала, что Вова заходит в кабинет и ждет. Ждет, когда она поздоровается с ним. Это был настоящий прорыв. Алина засуетилась, стала звонить логопеду, психотерапевту, дефектологу, уточнять, спрашивать, настаивать. Им рекомендовали усилить АВА, но Алина сейчас не могла себе позволить специалиста, а самостоятельно они и так понемногу занимались.
Они вернулись к занятиям у Цветковой.
— Вы заметили, насколько ваш мальчик стал лучше? — к концу занятия сказала логопед. — Я помню, в прошлый раз через пять минут он мои действия игнорировал. А сегодня у двери мы уже не стоим, на полу не валяемся, не кричим. Теперь Вова ожидает от меня ответных действий, не сопротивляется участию в игре, довольно спокоен. Что вы предпринимали?
Алина принялась рассказывать: про диету и деревню, про ввод протокола и больницу, про окно и отмену протокола. Она рассказывала, словно читала текст наизусть. Цветкова внимательно слушала, кивала, поглядывала на Вову, который отложил конструктор и из большого пластмассового ведра доставал бумажные комочки вроде снежков, выкладывал их ровной линией и по одному снова отправлял в ведро. Потом логопед сказала: