Перья

— Что вы здесь делаете, реб[5] Довид? — спросил я, не просыпаясь, и сделал несколько шагов ему навстречу.

Сверявший карту с местностью Минц внимательно рассматривал небольшой пригорок среди руин, но теперь он, будто очнувшись, отчаянно завопил:

— Хочешь вернуться домой в деревянном ящике? Мальчишка ты этакий!

2

Реб Довида[6]

Ледера я никогда не встречал, он покинул этот мир еще до моего рождения, но его фотографию мне довелось однажды увидеть мельком, больше двадцати лет назад, когда его сын Мордехай, низкорослый сборщик пожертвований для школы слепых, уговаривал меня присоединиться к продовольственной армии.

Началось все это в далекий иерусалимский полдень, когда я возвращался домой из школы через квартал Нахалат-Шива. Дойдя до улицы Бен-Йеѓуды, я увидел господина Ледера стоящим у входа в русский книжный магазин, находившийся тогда в здании «Сансур»[7]. Он разглядывал портрет Сталина, выставленный в центре витрины в окружении книг в красных обложках, букетов гвоздики и побегов спаржи.

— Эти коммунисты долго не продержатся, — сказал он, заметив меня и изобразив кивком головы что-то вроде приветствия. — Ты еще увидишь.

Сразу же после этого Ледер поинтересовался, что мне говорит имя Поппера-Линкеуса[8].

— Брат профессора Проппера из «Хадассы»?[9]

— Не Проппер, Поппер, — чуть усмехнулся на это мой собеседник и, достав из-под мышки одну из зажатых там книг, показал мне фотографию высоколобого мужчины, чем-то похожего на Альберта Эйнштейна. — Великий человек. За двадцать лет до Депре знал, как передавать электричество по металлическим проводам!

Ледер задумчиво разглядывал фотографию великого человека, под которой красовалась его изящная подпись. Вскоре он, однако, отвлекся от книги и предложил мне зайти с ним в кафе «Вена». Так я впервые в жизни оказался в кафе.

Пребывавший в приподнятом настроении Ледер рассказал, что лицо «советского Жданова» помрачнело, когда он услышал, что посетитель интересуется сочинениями Линкеуса. От книг, показанных ему Ледером, продавец презрительно отмахнулся, заметив, что посетитель демонстрирует «неразумный интерес к трудам устаревшей школы». Эти книги, добавил он, не переводились на русский, и нет никакой причины к тому, чтобы их перевели когда-либо в будущем.

Ледер сдвинул шляпу на затылок и заявил, что мы, с Божьей помощью, еще будем покупать в продуктовой лавке моих родителей и в магазине господина Рахлевского маслины и сыр в бумажных пакетах, свернутых из никому не нужных листов сочинений Сталина и Ленина. К моему удивлению, так оно и случилось через несколько лет, и я еще расскажу об этом.

Подошедшей официантке Ледер велел принести два стакана «аква дистиллята» и кокосовые хлопья, не преминув добавить, что стаканы должны быть вымыты дочиста, поскольку он, Ледер, не хочет пить из стакана, на котором какая-нибудь шалава оставила следы губной помады. Официантка разинула рот от удивления, и Ледер, не моргнув глазом, спросил у нее, в самом ли деле она родом из Вены, раз уж служит в кафе, носящем имя этого города.

Официантка ответила утвердительно, напросившись на новый вопрос разговорчивого клиента, которому теперь понадобилось узнать, не мог ли он видеть ее в вегетарианском ресторане, что напротив венского университета.

— Когда это было? — уточнила она.

— В девятнадцатом году.

— В девятнадцатом году, господин, я была еще девочкой, — с возмущением ответила официантка.

— И что с того? — Ледер подвинул ко мне салфетницу. — Дети тоже могут сидеть в кафе.

— Это здесь, в Палестине, — отрезала официантка и попыталась зажечь сигарету, удостоившись презрительного взгляда Ледера. Скривив губы, он сообщил, что в культурных венских ресторанах даже посетителям не дозволялось курить.

— Может быть, чашечку кофе с молоком и сегодняшний штрудель? — холодно поинтересовалась официантка, одернув свой безупречно выглаженный фартук.

Поразмыслив пару секунд, Ледер выразил глубокое сожаление, что господин Фарберов закрыл свой вегетарианский ресторан напротив автостанции «Эгед»[10], и, за неимением лучшего выбора, окончательно велел принести нам два стакана кипяченой воды и натурального меду.

Когда официантка удалилась, Ледер поведал мне, что в свой венский год он имел обыкновение встречаться с друзьями в упомянутом им вегетарианском ресторане. Вместе они составляли «кокубрийское общество».

— Именно так, кокубрийское, — повторил он, заметив удивление в моих глазах. Из его дальнейших слов мне стало ясно, что члены общества находили кокос самой естественной человеческой пищей, намеревались отправиться на один из островов Тихого океана, отбросить там все обычаи цивилизации и жить в простоте на лоне природы.

— И лазили бы там голыми по деревьям, как обезьяны, — не удержался я.