Перья

Из Хайфы госпожа Рингель вернулась в бодром расположении духа. Встретив меня в воскресенье радостной улыбкой, она сообщила, что их усилия приносят плоды, план обретает конкретную форму. Из беседы с господином Вайлем супруги заключили, что почитание императора поистине не знает границ: не только евреи — выходцы из Вены и Праги разделяют его, но также многие из тех, кому не посчастливилось быть в числе подданных Австро-Венгерской империи. И все это потому, что в шестидесятых годах прошлого века Франц Иосиф, посетивший Святую землю с коротким визитом, оставил по себе долгую и добрую память. Конечно, теперь уже не осталось в живых никого из жителей города, имевших счастье лицезреть императора в Иерусалиме, по пути на торжественное открытие судоходства в Суэцком канале, но госпожа Рингель была уверена, что благодарная память о Франце Иосифе сохранилась в сердцах их потомков. Возвышенные чувства подобного рода люди впитывают с молоком матери, утверждала она.

Ни для кого не секрет, продолжала госпожа Рингель, что ей отвратителен отпечаток левантизма, которым отмечен облик местных старожилов. Их певучая речь изобилует турецкими словами и арабскими поговорками, да и помыслами своими они склонны к предательству, как греки из Святогробского братства. Известно, однако, что когда тебе нужно сплотить необходимую силу, ты не можешь привередливо требовать, чтобы твоими соратниками становились исключительно люди твоего круга.

Супруги Рингель все время твердили друг другу, что, если они хотят проложить путь к единению тайных сторонников Габсбургского дома, им нужно найти кого-то из местных евреев, хранящих в своих сердцах память об императоре. Увы, моя мать оказалась права: за годы своей жизни в Иерусалиме «полюбившиеся мне немцы» не приобрели ни друзей, ни приятелей. Свой вывод она основывала на том, что в дни между Песахом и Шавуот и в период летнего траура[198] порог дома Рингелей не переступала ни одна живая душа, за исключением меня и кошки.

В ходе очередного семейного совещания господин Рингель высказал мысль, что нужные заговорщикам связи могут быть установлены с помощью одной из религиозных женщин, приводящих невест на постриг к его супруге, но та отвергла это предположение. Все ее клиентки, пояснила она, принадлежат к семьям выходцев из Венгрии и Буковины, прибывшим сюда относительно недавно. Нужные связи можно было бы нащупать с помощью женщин из Старого ишува, но те никогда не приходят в ее салон. Свои бритые головы они наглухо закрывают платком, поскольку у них в общинах даже парик считается подлежащим правилу «женские волосы подобны срамному месту».

У госпожи Рингель возникла другая идея. Два-три раза в неделю я ходил в библиотеку «Бней Брит» менять книги, и она посоветовала мне заглянуть в мемуары старых горожан, из которых, как ей казалось, можно будет узнать, чьи предки были в числе людей, встречавших императора Франца Иосифа в Иерусалиме. Однако, произведя предложенные изыскания, я убедился в том, что посещение города германским императором Вильгельмом в самом конце прошлого века затмило и стерло из памяти горожан предпринятый тридцатью годами раньше визит Франца Иосифа.

6

Усилия супругов Рингель зашли в тупик, и когда они уже были близки к тому, чтобы оставить мысль об объединении тайных сторонников императора Австро-Венгрии, им подвернулся Риклин.

В то время реб Элие еще не подружился с отцом, но раз в неделю он приходил в принадлежавшую моим родителям продуктовую лавку за полагавшейся ему и его жене порцией яиц. Когда он появлялся на пороге в нарядном костюме, который служил ему одеянием во второй половине дня, отводившейся общению с живыми, все разговоры в лавке стихали. Риклин строго оглядывал присутствующих через толстые линзы очков, и люди безропотно освобождали ему путь к прилавку. Пока мать отбирала для него самые большие и темные яйца, а отец вырезал карточку из его продуктовой книжки, старый могильщик перечислял имена скончавшихся за последнюю неделю людей и охотно сообщал испуганным покупателям, как и от чего умер каждый из них. Уложив яйца в сетку, он неизменно говорил матери на прощание, что желает ей обслуживать его еще долгие годы, ведь это намного лучше противоположной ситуации, в которой обслуживать ее пришлось бы ему.

— Deus ex machina, — сказала госпожа Рингель в связи с тем неожиданным способом, которым открылось, что именно Риклин способен устранить казавшееся непреодолимым препятствие с пути заговорщиков. — Благодаря мальчику Рахлевских с нами случилось чудо.

А случилось так. Неспешно пересекая двор, примыкавший к лавке моих родителей, Риклин обратил внимание на Хаима, вместе с которым мы извлекали из сосновой шишки орешки. Присмотревшись к моему однокласснику, он поманил его рукой, и, когда тот подошел, Риклин взял его за чуб и спросил:

— Знаешь ли ты, вилдер юнг[199], кем был реб Моше Юлес?