Периферийная империя: циклы русской истории

Среди чиновников порой бытовали и другие настроения. В частности, Министерство внутренних дел подготовило циркулярное письмо, где рекомендовало местным властям оставлять прибыльные транспортные предприятия в своей собственности, а для их развития использовать кредиты государственных банков [В упомянутой выше статье В. Красавина приводятся циркуляры, предлагающие городским думам создавать и эксплуатировать объекты коммунального хозяйства самим [575]]. Однако волновали чиновников не перспективы экономического развития, а всего лишь пополнение бюджета. Стратегически «казна» выступала не альтернативой иностранному капиталу, а его партнером.

ИМПОРТИРОВАННЫЙ КАПИТАЛИЗМ

Когда Витте говорили о проблемах, которые могут быть связаны с притоком иностранного капитала, он просто отвечал, что бояться этого «значит не знать своей великой истории, не верить в себя и свои великие силы» [576]

. Ссылки на «великую историю» в России традиционно прикрывают отсутствие у правительства других аргументов. В таком же точно стиле рассуждали официальные экономисты и позднее. В 1990 году, когда привлечение иностранного капитала вновь было провозглашено государственной политикой, была опубликована брошюра А.Г. Донгарова «Иностранный капитал в России и СССР», призванная доказать, что воздействие западных предпринимателей на отечественную экономику было исключительно благотворным. «Именно Россия использовала заграничный капитал в интересах своего развития, а не он диктовал выгодные ему самому цели, например добычу сырья на вывоз» [577].

Между тем иностранный капитал искал в России рубежа веков вовсе не сырья, которого было и в других местах достаточно, а прибылей, существенно превышающих европейские нормы. Это великолепно понимал М. Туган-Барановский. Известный экономист прекрасно отдавал себе отчет в том, что западный капитал, приходящий в Россию, стремится к «колониальным» сверхприбылям: «Тот рынок, которого Англия ищет за тысячи верст в отдаленных странах Африки или Азии, открывается для русского фабриканта в непосредственном соседстве, благодаря проведению железнодорожной линии» [578]. Движение капитала из «старых» буржуазных стран в «новые» – естественное явление, основа глобального прогресса и развития. Туган-Барановский прекрасно отдает себе отчет в том, откуда берутся чрезвычайно высокие прибыли на «новых» рынках: «Русский промышленный капитал питается не только соками эксплуатируемых им рабочих, но и соками других, не капиталистических производителей, прежде всего земледельца-крестьянина. Земледелец, который покупает плуг или косу по цене, вдвое высшей стоимости производства, еще больше участвует в создании высокой нормы прибыли Юзов, Коккерилей и прочих владельцев металлических заводов, чем их собственные рабочие. В этой возможности стричь овец, так сказать, вдвойне, жечь свечу с обоих концов, и заключается секрет привлекательности России для иностранных капиталистов». Следовательно, и рассуждения об узости внутреннего рынка в Российской империи не имеют никакого практического смысла. «Рынок для капиталистической промышленности складывается всего благоприятнее в таких странах, в которых, как в России, при обилии естественных богатств масса населения еще не порвала с прежними архаичными формами хозяйства» [579]

.

Разумеется, Туган-Барановский уверен, что с прогрессом капитализма это преимущество «не может не утратиться» [580]. Иными словами, сверхэксплуатация «туземного» населения, в конечном счете, приведет к развитию «нормального» капитализма, который устранит подобные диспропорции и создаст условия для более справедливого общества. Опыт «отдаленных стран Африки и Азии», однако, уже к началу XX века давал основания усомниться в справедливости подобного вывода. Вопреки представлениям либеральных экономистов, «развитие» далеко не обязательно вело к благосостоянию.

Парадоксальным образом харьковский обыватель выявил суть вопроса лучше многих столичных профессоров. Проблема иностранных инвестиций в том, что за них нужно платить. Там, где есть ввоз капитала, должен быть и вывоз прибыли. Сверхприбыли, получаемые в России, обслуживали процесс накопления капитала во Франции и других западных странах. В условиях, когда дивиденды достигали 40% в России [581] при средней доходности капитала во Франции чуть более 2%, нетрудно догадаться, что параллельно индустриальному развитию происходило широкомасштабное перераспределение ресурсов от более бедной страны в пользу более богатой. В Париже того времени говорили, что Россия превращается «в Дикий Запад Франции», имея в виду, что для тамошнего капитала русские инвестиции открывают такие же безграничные возможности, как «золотая лихорадка» в Калифорнии – для Америки [582].