Периферийная империя: циклы русской истории

В советское время основной причиной импорта была нехватка фуражного зерна для скота. Поголовье скота, резко сократившееся во время коллективизации, с огромным трудом удалось восстановить лишь после Второй мировой войны. В годы неолиберальной реформы начался новый массовый забой скота, по своим масштабам превзошедший даже то, что творилось в годы коллективизации. Сократились и посевные площади. Крупные города этого не почувствовали, поскольку освободившееся место сразу же было занято импортом. Но деревня, малые города и наименее обеспеченные слои общества ощутили последствия произошедшего немедленно. «Главный санитарный врач России Геннадий Онищенко свидетельствует, что рацион россиян снизился на тысячу калорий – от искомых 3,2 тыс. в сытые 80-е. Авторитетная госкомиссия признала, что основная причина высокой смертности – недостаточное и несбалансированное питание. Попросту – недоедание» [806] [Регулярное недоедание сказалось и на росте смертности: в 2003 году средняя продолжительность жизни в России составила 67 лет

[807]].

На протяжении 1990-х годов близкие к правительству эксперты объясняли неудачи реформ тем, что «сама структура производства в Советском Союзе была необыкновенно утяжелена, смещена в сторону оборонных отраслей. И в новых экономических условиях такой серьезный обвал был неизбежен» [808]

. Между тем, именно области, работавшие на народное потребление, понесли самый большой урон после перехода к политике открытого рынка. Напротив, производство вооружений, хотя и пострадавшее от перемен, сохранило свои позиции, поскольку уже в советское время было приучено к прямой и косвенной конкуренции на мировом рынке. Оборонный заказ в России сократился до минимума, но продолжались поставки оружия в Индию, а затем и в Китай. Парадоксальным образом оборонное производство более или менее успешно выживало на фоне снижающейся обороноспособности страны.

Специализация Советского Союза в мировой экономике начала 1980-х состояла в поставках топлива и вооружений. Точно та же специализация сохранилась и даже усилилась после реставрации капитализма. Иными словами, переход к открытому рынку не только не помог преодолеть диспропорции, типичные для поздней советской экономики, но напротив, усугубил их.

Единственным существенным отличием от советского времени был выход после дефолта на мировой рынок российской металлургии. Как и в XVIII веке, спад внутреннего спроса (сокращение до минимума оборонного заказа) привел к высвобождению свободных мощностей, а дешевизна рабочей силы сделала российский металл вполне конкурентоспособным. И здесь рост производства происходил не столько за счет его развития и модернизации, сколько за счет старых мощностей, введенных еще в советское время.

МОСКВА МЕЖДУ БЕРЛИНОМ И ВАШИНГТОНОМ

Слабость позиции России в полной мере выявилась весной 2003 года во время войны в Ираке. Этот конфликт, начинавшийся как столкновение Соединенных Штатов с арабским миром, завершился дипломатическим противостоянием Вашингтона с германо-французской коалицией, выступившей против развязывания войны.

Неожиданно для многих наблюдателей, и отчасти даже для самой себя, администрация Путина в Кремле жестко выступила против США, приняв строну Германии. В первые дни иракского конфликта заявления российских чиновников и тон телевизионных передач заставили многих вспомнить антиамериканскую пропаганду советских времен. Однако эти жесткие слова звучали уже не из уст лидеров сверхдержавы, а от осторожного начальства бедной страны, которая постоянно оглядывается на влиятельных европейских соседей.

Решительность российского руководства была вызвана отнюдь не четким пониманием национальных интересов или продуманной стратегией. В течение 1990-х годов десятилетиями складывалась система, при которой Россия политически зависела от Соединенных Штатов, а экономически – от Германии. Значение Германии видно, если посмотреть на структуру иностранных инвестиций, размещенных в России к началу 200-х годов. На 1 января 2003 года они составляли, по официальным данным, 42,928 млрд. долларов. Причем на Германию приходилось 8,146 млрд., а на США, занимавшие третье место, – 5,522 млрд. Второе место (5,627 млрд. долларов) неизменно занимал Кипр, через который прокручивались уведенные от налогов российские же деньги [809]. При этом существенно, что германские инвестиции направлялись преимущественно в производство, чего нельзя было сказать о работе в России американского капитала. Еще большим было значение Германии для российского сырьевого и энергетического сектора, поставлявшего туда львиную долю экспортной продукции.