Перикл

Сократ вернулся домой только под утро, пел, входя во двор, всполошил гусей и разбудил соседа, следом за которым из дома вышла и его дочь Мирто. Сократ тут же принялся благодарить их за то, что они присматривали за домом и за гусями во время его отсутствия, что он, как только получит деньги за участие в походе на Эвбею «и ещё кое за что», добавил он хвастливо, тотчас сделает им подарки: соседу подарит новый плащ, а Мирто — браслет с камнями-самоцветами. Сосед хмурился, слушая его пьяную болтовню, а Мирто смеялась, потому что он на самом деле был смешон — держался за ограду, едва не выворотив из неё камни, потому что его качало, и так выпячивал и без того выпяченные губы, будто хотел ими через ограду дотянуться до девушки. Мирто разбудила его, когда солнце было уже высоко в небе — он уснул под навесом среди сваленных там могильных камней. Они не успели ни обняться, ни обмолвиться двумя словами, как в калитке ограды появился чёрный скиф-глашатай и заорал во весь голос:

   — Сократу, сыну Софрониска, явиться с оружием и провизией к Пирейским воротам для отправки на Эвбею — приказ Перикла! Приказ Перикла — срочно явиться к Пирейским воротам Сократу, сыну Софрониска!

   — С этим Периклом не соскучишься, — сказал, вздыхая, Сократ. — Но и ослушаться его нельзя, — пожалел он опечалившуюся Мирто, поглаживая её по плечу. — Так что укради мне у отца с десяток лепёшек и головку сыра, потом я всё верну.

   — Да уж ладно, — сказала Мирто, — сам вернись.

   — Это я тебе обещаю, как если бы уже вернулся, — постучал себя кулаком по груди Сократ.

В Пирее были собраны самые разные суда: и круглые, купеческие, и широкие, грузовые военные, и боевые триеры. Гоплиты, стрелки, лучники, пращники грузились на них всю ночь при свете факелов в бухтах Зеи и Мунихия. Сократ оказался на купеческом судне, которое утром вышло под широким и высоким парусом из бухты и, обогнув мыс и миновав Саламин, оказалось в Саронийском заливе, держа курс на Сунион, где в голубом мареве белел храм Посейдона над обрывом, с которого бросился в море несчастный царь Эгей, отец Тесея. Другие корабли, более быстроходные, вскоре обогнали купеческую посудину, на которой плыл Сократ, — другие шли на длинных вёслах, а «кругляк» Сократа лениво колыхал свой тяжёлый парус не лёгком ветру. Здесь не скрипели натужно уключины, не свистела флейта келевста, здесь было тихо и всегда можно было укрыться от палящего солнца в тени паруса, подставив лицо воздушным волнам. Сократа вовсе не огорчало то, что его судно причалит к берегу Халкиды Эвбейской позже других — ведь никто из бывалых солдат не торопится на войну, но вручает себя воле богов, и чем ленивее боги, тем спокойнее солдату. К тому же, к удовольствию Сократа, он снова оказался на судне вместе с другом Критоном, который позаботился о себе — а стало быть, и о Сократе — лучше, чем Сократ: среди его провизии оказались не только лепёшки и сыр, но и вино, и запечённые в тесте дрозды, и пирожки с круто прочесноченным мясом, и рыба, и фрукты. Вина было вдоволь, целая большая амфора, которую втащили на судно рабы Критона, да и всего другого тоже. Правда, вскоре к Сократу и Критону присоединились ещё двое гоплитов, но вина и еды хватало всем без ущерба для хозяев, хотя Сократ поначалу ворчал, упрекая своего друга Критона в излишней щедрости. Таким образом, плавание во многих отношениях оказалось приятным. Они плыли даже ночью, не причаливали на ночлег к берегу — на судне было достаточно места на палубе и в трюмах, чтобы улечься, прикрывшись плащом, и безмятежно уснуть, тогда как триеры с заходом солнца устремлялись к берегам — на триерах не найти ни места для сна — там все сидят, прижавшись друг к другу, ни места, где разогреть и приготовить пищу. Из-за того что весельные корабли причаливали ночью к берегам, а парусные не останавливались, к Халкиде они подошли почти одновременно. Подготовка к штурму крепостных стен здесь не прекращалась и в те дни, что Сократ — и Перикл, разумеется! — был в Афинах и Элевсине, теперь же, с прибытием подкрепления и главнокомандующего, работа закипела с новой силой.