Перикл

Единовластные правители имеют обыкновение приглашать к своему двору выдающихся поэтов, скульпторов, архитекторов, механиков, врачей, философов, чтобы они трудились ради их славы. Перикл — не единовластный правитель в Афинах. Единовластный правитель Афин — народ, Народное собрание, Экклесия. Перикл лишь служит народу, он у народа при дворе. До той поры, пока служит. Сократ, как и многие другие, преувеличивает его власть, его влияние на афинян. Да, он не потакает их необдуманным желаниям, он знает, в чём состоит польза Афин, и ради этой пользы не только возбуждает в афинянах добрые порывы, но и гасит дурные, вредные, опасные, опираясь на силу своего ораторского искусства и мощь законов. Он служит у народа его правителем, такую роль афиняне отвели ему в своей жизни. И эту роль конечно же должны разделить с ним его друзья. Не придворные, а друзья. Не ради его личной славы, а ради славы афинян. Анаксагор, Фидий, Калликрат, Софокл, Геродот, Протагор, Сократ, Продик, Полигнот, скоро вернётся Гиппократ, часто наведывается Эврипид... Ах, ещё Аспасия! Он забыл про Аспасию, которая хоть и не может заменить ему всех его друзей, но так же дорога ему, как и все его друзья. Как она сказала? Во главе их? Прекрасно! Пусть будет во главе. Она их уже приручила, они слетаются в его дом по первому её зову. Им даже кажется, будто это их собственный дом.

Аспасия сказала ему:

   — Завтра весь вечер мы посвятим Парфенону. Ты будешь?

   — Непременно, — ответил он, радуясь предстоящей встрече с приятными ему людьми, тем более приятными после многодневных деловых разговоров с Кимоном, который вернулся в Афины после многих лет изгнания и с завидным жаром сразу же принялся оправдывать своё возвращение тем, что с жадностью ухватился за порученную ему поездку в Лакедемон для переговоров о мире, собрав необходимое посольство и обсуждая с ним — и с Периклом, разумеется, — принципы и пункты будущего договора со Спартой. Кимон за эти годы заметно постарел, избавился от многих своих привычек — не пошёл гулять по дружеским пирам и «домам радости», — отчего его деловое рвение только возросло: он готов был обсуждать мирный договор со Спартой без перерыва днём и ночью. Периклу приходилось тратить каждый вечер немало усилий, чтобы выпроводить Кимона и его посольство домой до следующего утра.

   — Кимон намерен заключить со Спартой мирный договор на десять лет, — сказал Перикл Аспасии.

   — Десять лет — это мало, — заметила Аспасия. — Я уверена, что и ты и Кимон проживёте дольше десяти лет, да услышат меня боги. Договор надо заключать на всю жизнь, тем более мирный договор. Конец жизни — и конец договора. Пусть Кимон скажет об этом Архидаму, спартанскому царю. Я думаю, что Архидаму это понравится. А потом и суеверие заест: кончится мир — кончится и жизнь. Скажи об этом Кимону.

   — Сегодня же и скажу, — пообещал Перикл. Он не знал, понравится ли предложение Аспасии Кимону и Архидаму, ему же оно понравилось, особенно её слова о том, как возникают суеверия, как переворачиваются, меняются местами причины и следствия, которые не являются ни причинами, ни следствиями.

   — Правильно! — сказал Кимон, когда Перикл рассказал ему о предложении Аспасии. — На всю жизнь! И кто умрёт первый, тот первый и проиграет: я умру — Архидам пойдёт на нас войною, Архидам умрёт — мы пойдём на Спарту.

   — Ты старше Архидама, Кимон, — заметил ему кто-то из членов его посольства.

   — Это не значит, что я умру раньше, — ответил Кимон. — В детстве я думал, что буду среди людей первым, кто никогда не умрёт. Я и теперь иногда так думаю.

К вечеру текст договора со Спартой был готов и одобрен. Теперь предстояло обсудить его в Буле и утвердить на Пниксе. В нём сохранилась строка о том, что договор заключается на срок жизни того из подписавшихся под ним, кто проживёт дольше — если дольше проживёт Кимон, то на срок жизни Кимона, если же дольше проживёт царь Архидам, то на срок жизни Архидама.

Выходя из Пританеи вместе с Периклом, Кимон сказал:

   — Я подумал, что в случае, если договор будет заключён, я и Архидам тем самым подпишемся под своим смертным приговором: чтобы начать войну досрочно, спартанцам и афинянам придётся убить нас.

   — Наоборот, — ответил Перикл, — чтобы не началась война, спартанцам и афинянам придётся оберегать ваши жизни пуще собственных.

   — Ты меня простил? — спросил Кимон впервые за всё это время.

   — Простил, — ответил Перикл. — А ты?

   — И я простил, — сказал Кимон и обнял Перикла.