Распрощавшись, прыгнул в Рунсвик. Здесь давно наступил вечер. Первый этаж борделя пустовал, не нашлось никого и в моей комнате. Чувствуя нарастающее напряжение, я спустился в подвал.
Ребят отыскал только на минус втором посреди тренировочной площадки. Они выглядели… хреново. У Персефоны и Чучундры глаза на мокром месте. Красные. Опухшие. Растёртые. Сейчас они не плакали, но явно делали это недавно. Смоккер, Бармалей и Волчок бледнее альбиносов. Вся троица сжимала кулаки, так, что хрустело железо. Новички казались потерянными. Финка вцепилась в Фобоса, опустив взгляд. Баллистик что-то приглушённо обсуждал с Клаусом. Ноздри Дженни раздувались от ярости.
— Вот он! — крикнула Ромашка.
— Гвин!
— Господи, наконец!
— Они!.. — заорала и тут же зарыдала Чучундра, сбиваясь в словах.
Поймав тяжёлый взгляд Авроры, я отрывисто произнёс:
— Выкладывай.
— Буревестники убили Открывашку и СексТанта.
Глава 5
Я ем города, морями запиваю
Моя борода небо заслоняет
Гром и молнии, туманы и дожди
Мои ботинки лижут министры и вожди
В левой руке — «Сникерс», в правой руке — «Марс»
Мой пиар-менеджер — Карл Маркс
В левой руке — «Сникерс», в правой руке — «Марс»
Мой пиар-менеджер — Карл Маркс
Капитал!
Капитал!
Капитал!
Капитал![16]
Гвинден
Несокрушимый скучающе зевнул и пошкрябал массивной ладонью по щекам. Щетина на них не так давно превратилась в густую поросль, придавая троллю неаккуратный вид. Он до сих пор не примирился с необходимостью заниматься собственной гигиеной после того безумного обращения от неизвестного мужика.
Холодный ветер на верху смотровой башни пронизывал до костей, и повелитель стихий посильнее закутался в плащ с меховой подкладкой. Он практически никак не усиливал, зато прилично согревал. Бывшие игроки очень быстро поняли, что одними статами сыт не будешь. Это раньше холод, голод, мытьё и переполненный мочевой пузырь казались вещами давно забытыми. Новая реальность заставляла быть прагматичнее.
— Через сколько обед? — лениво протянул Несокрушимый.
— Крошка проголодалась? Маленький Крошик хочет кашку? — издевательски ухмыльнулся Зикки, стоящий в метре от него.
Тролль ненавидел себя самого за ту идиотскую ситуацию. И не только себя. Он уже не помнил, с чего всё началось, кажется, новички перемывали косточки «дедам» и особенно офицерам, но маг совершил фатальную ошибку. Слишком громко и слишком неосмотрительно ляпнул:
— Какой же душнила этот змей.
— Айн то? — хохотнул шаман Рэмси.
— Ну! Каждый раз, как пасть откроет, токсичит, гнобит и раздражает. Ушлёпок!
Окружающие начали улыбаться. Офицер по кастерам допёк всех до печёнок. Заметив реакцию сокланов, повелитель стихий развил успех.
— Его будто на конкурсе «самый большой мудак года» нашли и чисто за это повысили.
Никто не засмеялся.
— Скажите ещё, что я не прав. С таким количеством яда внутри, ему нужно было в роги идти.
— Потрясссающе, — холодный шёпот раздался позади тролля. — Как же я сссам не догадалссся. Что ещё мне ссследовало сссделать, Кроши?
Окружающие фальшиво загоготали.
Маг сглотнул и медленно обернулся. Айнхэндер пялился прямо ему в душу сквозь узкие щёлочки змеиных глаз.
— Да я…
— Вот что, Крошка, у меня есссть для тебя осссобое поручение, — неприятно улыбнулся офицер. — Оно тебе понравитссся.
Так Несокрушимый стал Крашей, Крошем, Крашем, Крошиком, Крешетто и даже Крошкой. Именно так он и попал на самую нудную, неприятную и откровенно хреновую позицию во всех Буревестниках — в охрану рудника.
Сюда приходил энтузиазм, чтобы умирать. Никто не хотел проводить здесь целые сутки, следя, чтобы хищная живность не загрызла шахтёров, а бандиты не ограбили склад. Орихалковая жила стабильно приносила полные тележки ценного металла. И по рассказам старожилов однажды неписи даже пытались напасть на этот лагерь. Быстро получили по зубам и умылись кровью. Среди игроков самоубийц не нашлось. Все знали репутацию Буревестников.
Тролль медленно досчитал до пяти и лишь потом ответил.
— Зик, помни, что однажды и ты можешь оказаться на моём месте. Ляпнешь что-нибудь в присутствии Шила и будешь драить нужники.
— Возможно, но пока в заднице только ты, — заржал орк, катая в руках большой лук. — Я-то завтра отсюда улетаю обратно к тёплой хавке и мягким девочкам. А вот тебе здесь морозить задницу пока Айн про тебя не забудет. А он не забудет. Так что до полного её обледенения.