Перо, закон и стеклянный шар (СИ)

– Лучше письма, чем пустой номер, – парировал Хальрун.

Пелруд стал выглядеть так, словно только что получил удар в живот. Лицо редактора стремительно наливалось кровью.

– Новости! Дайте мне новости, бездельники! Что-нибудь! Два дня на верстку! Что мы будем печатать? Советы домохозяйкам по использованию щелочи? Объявления?

– Может, съездить в другой округ? – предложил Ракслеф. – В Дольминте, кажется, вчера прирезали кого-то.

– «Кого-то», – передразнил его Хальрун. – Хочешь потратить два часа на пустышку – трать? Только сам, а меня уволь! Я набегался.

– Думаешь пустышка? – спросил редактор.

– Полиция вряд ли узнала что-нибудь новое за эти сутки. А если и узнала, какой резон им делиться с нами? У меня округе Дольминт нет знакомых полицейских, а у вас?

Возразить было нечего, и вей Эймарк задумчиво пожевал губами.

– Тайрик! – позвал он.

Молодой человек вытянулся в струнку.

– Да, дядя?

– Поедешь ты. Узнай, что сможешь. Многого я не прошу, но постарайся, мой мальчик.

– Да! Спасибо! Я не подведу!

Окрыленный перспективой не мучиться из-за сукна, Тайрик подорвался со стула, а его место тут же занял Хальрун. Журналист принялся что-то строчить, иногда поднимая голову к потолку и беззвучно шевеля губами. Увлеченный своим занятием, он не обратил внимания на скрученного Ракслефа, прошедшего мимо, шаркая ногами. Пока газетчик сидел, сутулая спина почти бросалась в глаза. Проверив редакционный ящик, Ракслеф вернулся.

– Это тебе, – сообщил он и бросил коричневый конверт на стол перед Хальруном. – Любопытное, должно быть, послание... И можешь не благодарить.

– Как будто я собирался...

Обратный адрес отсутствовал – письмо доставил не почтальон. Корявые большие буквы, выведенные неуверенной рукой в центре самодельного конверта, гласили: «Хальруну Осгерту. Лично. Поклонник».

– Похоже, писали левой рукой, – пробормотал Хальрун. – Кто-то играет в загадочность?

– Почему ты это решил? – удивился старший газетчик. – Я про левую руку?

– Потому что мои читатели обычно более или менее умеют читать. Вряд ли кто-то почти неграмотный сподобился бы написать письмо.

Хальрун хмыкнул, повертел послание в руках, но не обнаружив более ничего интересного, разорвал бумагу. На стол выпал белый лист с ровными, красивыми строчками с изящными завитушками. Ракслеф вытянул шею, но записка уже находилась в руках Хальруна. Ее содержимое – каким бы оно ни было – поразило журналиста. Его глаза сначала удивленно распахнулись, а затем подозрительно сощурились.

– Хм... – протянул Хальрун. – Вей Эймарк! Подойдите-ка к нам! Тут кое-что любопытное.

Несколько минут спустя трое газетчиков собрались вокруг потертой конторки Тайрика. Перед ними лежало послание, которое каждый успел прочесть не менее трех раз.

«Ваша репутация честного человека и неподкупного глашатая правды убеждает меня, что вы именно тот, кто способен помочь мне, несчастной, без вины попавшей в беду. Положение мое непростое и опасное, но – вы станете мне свидетелем, вей Осгерт, – я не боюсь. Я не позволю преследующему меня человеку распоряжаться моей жизнью. Он думает, что я должна опасаться скандала, но к этому исходу я стремлюсь, ибо стыдиться мне нечего.

Прошу вас, отложите ваши дела, какими бы важными они ни были, и явитесь ко мне. Надеюсь, что история, которую я собираюсь рассказать, найдет отклик в вашем сердце. М. Кросгейс».

Записка вызывала много вопросов.

– Сама Мализа Кросгейс? – предположил редактор «Листка» после долгого молчания. – Других вариантов быть не может, но...

– Она ведь из семье промышленников? – засомневался Хальрун. – Такая девушка должна жить в роскоши и вряд ли когда-нибудь слышала про «Листок Роксбиля».

– В нашем округе находится их семейная фабрика, – напомнил Ракслеф. – Рабочие нас читают. Могла и слышать, и даже видеть.

– Находится, да, но одно дело рабочие, а другое – их хозяйка.

Роксбиль был дальней окраиной Бальтауфа. Публика тут проживала простая, а на востоке округа располагались многочисленные предприятия, где трудилось большинство читателей «Листка».

Фабрика, основанная Роугстоном Кросгейсом почти четыре десятка лет назад, занималась производством лаков, красок и других подобных составов. Предприятие не было большим или известным, но приносило доход достаточный, чтобы наследница основателя безбедно прожигала жизнь. Большего о семье Кросгейс, Хальрун так сразу припомнить не сумел – светская хроника была не его стезей.

– И все же я думаю, что это глупый розыгрыш, – сказал он.

– Действительно, – сварливо проскрипел Ракслеф. – Разве кто-то образованный мог всерьез назвать тебя «глашатаем правды»? Это даже не смешно.

– А ну хватит! – рыкнул Пелруд.

Редактор уже потирал ладони, как всегда делал, когда начинал волноваться. Ракслеф молча направился к стеллажу, где хранились полезные для работы материалы.

– Розыгрыш или нет, ты это выяснишь, – велел редактор. – Отправляйся к девушке и узнай, приглашала ли она тебя.

– Понятно, что ехать нужно, – согласился Хальрун. – Только откуда богатая наследница могла узнать мое имя?