Пером по шапке. Книга третья

Услышав русскую речь явно русского человека, он обрадовано кивнул головой и я представился. А собеседник торопливо сообщил, что хотел бы поскорее "оторваться" от норвежцев и познакомиться с жизнью русских на архипелаге. Я обнадёжил, высказав готовность руководства российского рудника в любое время принять представителя российской прессы.

Нет, на самом деле я не приехал встречать земляка из Москвы. У меня были другие гости. Но норвежцы заранее известили трест "Арктикуголь" и консульство Российской Федерации на Шпицбергене о предстоящем прибытии российского журналиста, которого пригласила норвежская сторона по линии Министерства иностранных дел Норвегии для освещения мероприятия, посвящённого годовщине гибели российского самолёта на Шпицбергене.

В четырёхстраничной программе недельного визита господина Гольца, составленной норвежской стороной, предусматривались встречи в Министерстве иностранных дел и Министерстве юстиции Норвегии, в комиссии по расследованию авиакатастроф, беседы с губернатором и представителями местной администрации архипелага Шпицберген, осмотр места катастрофы самолёта и участие в открытии мемориального памятника погибшим, были расписаны гостиницы и обеды в ресторанах за счёт норвежской стороны. Три строчки программы посвящались однодневному посещению российского посёлка Баренцбург.

Замечу а про по, что в опубликованном затем материале Александра Гольца на эту тему под заголовком "Брошенные у полюса", разместившемся пространно на пяти страницах еженедельника, из четырёхсот с лишним строк текста ровно сорок были посвящены вопросу катастрофы самолёта. Ими завершалась статья, но я хочу начать именно с них, так как здесь особенно проявился синдром слепоты, обозначенный мною ранее, но особенность которого, что заставило меня дать ему новое имя, заключалась в том, что автор, ослеплённый приёмом, командировочными и всем сопутствующим, писал пером не то, что было всем очевидной правдой, а то, что хотелось видеть заказчику. Понятное дело – кто платит, тот и заказывает музыку. Но ведь должна же быть ещё и совесть гражданина? Или в нашем разваливающемся государстве и это уже свалено в корзину прошлого?

Поговорим же об этом.

В своих сорока строках о гибели самолёта господин Гольц коснулся темы, которая год назад взбудоражила всех да и теперь ещё не закрыта, но он привнёс в тему своё неожиданное для русского человека видение, точнее то видение, которое от него и ждали те, кто оплачивал его поездку. Вот что он пишет о событии годовой давности:

"Прибывшие из Москвы спасатели рвались начать работы. Однако норвежцы, имевшие точные данные, что в живых после катастрофы никого не осталось, запретили отряду в условиях плохой погоды подниматься наверх. Спасатели, по норвежской версии, запрет проигнорировали. Норвежцы расценили это, как покушение на свой суверенитет. "Я тут же приказал арестовать их, – без тени сомнения в правильности тогдашних действий говорит вице-губернатор. – Впрочем, через несколько часов инцидент разрешился. Потом мы крепко выпили с этими парнями. Впервые в моей жизни я пил с людьми, которых приказал арестовать".

Удивительно цинично звучат эти строки, вышедшие из-под пера российского журналиста. Почему здесь дана только норвежская версия? И почему, собственно, только ей посвящены эти сорок строк?

Чтобы читателя этой статьи и самого господина Гольца не отсылать к моей собственной статье на эту же тему, опубликованной в четвёртом номере журнала "Вокруг света", я процитирую данное мной описание той же ситуации с наручниками, которая, кстати, произошла аж на третий день после гибели самолёта.

" …губернатор и министр юстиции Норвегии посещают Баренцбург. С ними встречаются наши шахтёры, требуют разрешить российским спасателям приступить к работе: они уже сутки здесь и не могут получить согласия норвежской стороны на проведение спасательных операций.

Министр обещает помочь. К вечеру этого дня наши спасатели, наконец, вылетают к месту катастрофы, где у подножия горы в месте, указанном норвежцами (выделение моё), устанавливают свою палатку и, по договорённости с норвежцами, принимают на себя самый трудный участок – край и верхний склон горы. Для подготовки крепежа верёвок двое поднимаются на плато и тут же обнаруживают лежащий совершенно открыто один из "чёрных ящиков" ярко-оранжевого цвета. Он хорошо заметен на белом снегу, но по какой-то странной причине не был до сих пор обнаружен норвежцами. Спасатели сообщают о находке по рации оставшимся внизу товарищам. Через некоторое время на плато садится норвежский вертолёт, и российских спасателей арестовывают, надевают на них наручники, обыскивают и пять часов допрашивают в конторе губернатора".