Персик

— Что интересного в этих двигателях? — спросила она. Ноэль с интересом стал рассматривать двигатель, особенности сборки. Он страстно хотел разобрать его, изучить, он мог бы часами копаться в нем.

— Разве ты не видишь? Это само совершенство. Каждая деталь, каждый маленький узел имеют свое значение, и благодаря им двигатель становится таким мощным. Все так логично и просто.

— Это слишком сложно для меня.

Ноэль посмотрел на Пич. Ее рука, слегка золотистая, тронутая каким-то особенным солнцем, которое никогда не светило здесь, была совсем рядом, а струящиеся волосы напоминали водопад. Ноэль крепче сжал кран капота, голос стал низким от волнения.

— Это потому, что ты — девочка.

Пич, смеясь, поправила волосы.

— Да, но я — девочка из семьи де Курмон.

Ее имя колоколом прозвучало в голове Ноэля, отдаваясь тяжелыми ударами.

— Де Курмон! Ты имеешь в виду автомобиль «курмон»?

— Да, это наша семья, — улыбнулась Пич, заметив его ошеломленный взгляд.

На самом деле у Ноэля были чудесные глаза, когда он приподнимал завесу, которая скрывала и защищала их, и позволял заглянуть внутрь. Светло-серые, с длинными темными ресницами.

— Первую машину мой дедушка практически построил сам.

— Это чудесные машины, — ответил все еще растерянный Ноэль. — Конечно, я никогда их не видел, только в книгах.

Пич вздохнула.

— Мы не уверены, будут ли еще выпускаться такие машины. Заводы разрушены во время войны, сохранилось лишь немногое.

Ноэль попытался представить, на что похожи заводы де Курмонов. Заводы — это слишком важно, чтобы быть просто разрушенными во время войны…

— Ноэль!

Он обернулся, заслышав знакомые шаги мистера Хилла.

— Ноэль, что ты здесь делаешь? Ты должен быть в холле, вместе с остальными. Ты пропустил беседу мадам Леони с детьми, и сейчас твое место за столом выразительно пустует!

— Извините, — пробормотал Ноэль, опустив голову.

Пич тревожно посмотрела на него, ей показалось, что кто-то выключил живые огоньки его глаз. Он казался совершенно безликим, опустошенным…

— Это моя вина, — улыбнулась она, протягивая руку. — Я Пич де Курмон, внучка мадам Леони. Я почувствовала себя плохо и осталась в машине, а Ноэль заметил это и спросил, может ли он чем-нибудь мне помочь.

Пич видела, что этот человек не поверил ей. Но она была внучкой Леони, и ему пришлось принять ее объяснение. Он вежливо пожал ей руку.

— Могу ли я быть вам полезен, мисс де Курмон?

Пич покачала головой.

— Спасибо, мне уже лучше, я просто жду бабушку.

— Тогда, Ноэль, тебе надо идти со мной, обед уже начался. — До свидания, Ноэль, — попрощалась Пич.

И когда он уже повернулся, чтобы идти за мистером Хиллом, их взгляды встретились, и Пич заговорщически подмигнула ему и, усмехнувшись, снова забралась в машину.

Спустя час, когда Леони появилась на ступеньках Мэддокского приюта, она выглядела ужасно усталой, хотя все еще улыбалась. И это было неудивительно: Леони почти семьдесят, а приют — то печальное место, которое накладывает свою печать на любого.

Еще раз попрощавшись, Леони села в машину и включила двигатель.

— Помаши им рукой, дорогая, — тихонько попросила она, когда машина ехала в сторону высоких железных ворот, которые открыли для них все те же двое аккуратных мальчиков. — Слава Богу, — выдохпула она со слезами на глазах, когда ворота за ними закрылись. — Слава Богу, Пич, что судьба не допустила такой участи для тебя и ты никогда не жила в таком месте. Ноэль задержался у ворот и смотрел им вслед, пока машина не превратилась в маленькое пятнышко, исчезающее за горизонтом. Еще мгновение, и она исчезла. Пич де Курмон — золотистая девочка, недосягаемая для него, как мечта. В ее мире царили любовь, смех, свобода и успех. Ветер красиво волновал золотистые поля пшеницы. Ноэль вздохнул, вздохнул так глубоко, словно сама вечность прикоснулась к его худенькому тельцу. У него вырвался вздох тоски и желаний.

Теперь у него было две мечты, которые, он точно знал, должен осуществить. Ноэль хотел посвятить свою жизнь машинам. А еще он хотел такую девочку, как Пич де Курмон.

26

После восемнадцатичасового перелета из Нью-Йорка самолет кампании «Пан-Америкэн» с опозданием приземлился в Ле-Бурже. Во время полета была тряска, и уставшая Леонора с чувством облегчения и благодарности вышла под парижский дождь. Нью-Йорк не стал ей родным городом. Он был слишком блестящим, слишком новым, слишком оживленным. Несколько дней жизни в ритме Нью-Йорка совершенно опустошили ее, и Леонора с неохотой покидала свой гостиничный номер. Точно так же она не любила самолеты. Правда, это быстро и удобно, но у нее было такое ощущение, словно она все еще в Нью-Йорке, хотя перед глазами был Париж, и всей душой Леонора ощутила, что она дома.

В такси, направляясь домой на Иль-Сен-Луи, Леонора решила, что завтра утром поедет на Ривьеру поездом. Дверь открыл Оливер, новый английский дворецкий.

— Сегодня утром заходил какой-то джентльмен, чтобы встретиться с вами, мадемуазель де Курмон, — доложил он. Леонора никого не ожидала.

— Он не представился, Оливер?