Персик

Лоис сделала бар гостиницы знаменитым по всему Лазурному берегу, выписав Макса, нью-йоркского бармена, чтобы он смешивал «белую женщину» и «зеленых богинь». Макс изобрел специальный коктейль-шампань для нее. Еще она наняла Мюррея, американского пианиста, который развлекал по вечерам публику репертуаром из Джерома Керна, Ноэля Коварда и Кола Портера в легкой манере импровизации, полунапевая, полупроговаривая, с очень интимными интонациями. Быть принятым в кругу Лоис де Курмон во время коктейлей считалось очень престижным, и не удостоенные этой чести бросали завистливые взгляды на смеющийся, искрящийся остроумием элегантный кружок подле нее, вспоминая истории, которые слышали о ней и проявляя живой интерес.

Лоис наклонилась, чтобы прикурить, и улыбнулась мужчине, который держал для нее огонь. Она слишком много курила. И пила без устали. Глаза Лоис обежали зал — искала Ферди? Она ждала, что когда-нибудь он войдет и будет разыскивать ее, как будто и не было всех этих лет? Глупая, глупая Лоис! Нежно обняв за шею мужчину, который давал ей прикурить, она что-то шептала ему на ухо. Их взгляды встретились, и он, улыбнувшись, обнял ее, а его пальцы, скользнув по ее телу, легли на то место, где голубой шелк граничил с открытой кожей.

Гул речей, звон льда в стакане, голос Мюррея, напевающего: «Я не пьянею от шампанского…» приветствовали Пич, когда она пересекала волшебный круг, собравшийся вокруг Лоис. Светские мужчины с бронзовым загаром, в белых обеденных смокингах, прерывали деловые разговоры, обсуждения властей, яхт и автомобилей, женщин, чтобы улыбнуться Пич. И вкрадчиво-злобные женщины, которые сплетничали, у кого с чьим мужем был роман, сколько стоят платья и драгоценности других дам, тоже смотрели ей вслед, завидуя ее молодости.

Щеки Пич горели, она отвела глаза от мужчины, который был возле Лоис, сознавая, что его пальцы покоились на белоснежном изгибе ее груди. Сегодня бабушка ждала их к обеду, иначе она спокойно сидела бы в холле, дожидаясь, когда Лоис освободится.

— Пора идти на обед, — произнесла она.

Лоис, нахмурившись, взглянула на изысканные, украшенные бриллиантами часы от Картье. Пич знала правила.

— Возвращайся через полчаса, — приказала она. — У нас есть еще немного времени.

Пич заколебалась. Бабушка терпеть не могла, когда они опаздывали, но бар все еще переполнен, и никто не собирался переходить к следующей части вечера — обеду, танцам или вечеринке у кого-нибудь на вилле на побережье. И Лоис никогда не уходила, пока не расходились те, кто имел для нее какое-то значение.

— Она очень мила, эта малышка. — Пальцы мужчины скользнули по бретелькам вниз, по обнаженной спине Лоис. — Она так беспокоится о вас.

Лоис нетерпеливо отбросила его руку, приказав передать ей еще один коктейль.

— Глупый ребенок, — раздраженно проговорила она. — Она всегда была надоедлива.

Ожидая на террасе, Пич нервно поглядывала на часы. Наконец-то толпа начала расходиться. Она смотрела, как люди рассаживаются в длинные, элегантные машины, с восхищением глядя на женщин в золотых туфельках на высоких каблуках и струящихся платьях без бретелек.

— Поедем с нами, Лоис, — услышала она, как кто-то позвал сестру.

— Нет, нет, — помахала Лоис, смеясь. — У меня другая встреча.

Она произнесла эту фразу так интригующе, что можно было подумать будто у нее назначено свидание.

Бар был почти пуст, только несколько человек мирно допивали коктейли — те, на которых не обращали внимания, забытые где-то по углам. Пич вывезла кресло с того места, где его никто не видел, за баром, и Макс, обняв Лоис сильными руками, поднял ее со стула и посадил в кресло. Когда Пич везла ее через зал, группка отдыхающих, которые стояли у огромных двойных дверей в ожидании машин, окликнула ее:

— Поехали с нами, Лоис!

— Извините, — ответила она, — но танцы — это единственное, для чего я больше не гожусь.

К ней подошел мужчина.

— Легка, как перышко, — прошептал он ей на ухо. — Я буду держать тебя так близко, что никто даже не заметит…

— Вы стоите как раз на том месте, где в меня попала немецкая разрывная пуля, — холодно отозвалась Лоис. — Не так ли, Пич? Пич, чувствуя себя несчастной, молча кивнула.

— И знаете что? — добавила Лоис. — Даже не было больно. Разве это не странно?

Она резко развернула кресло.

— Пойдем, Пич. Мы опаздываем на обед.

35