— Кругом наши, — заверил его полковник; он повернул кольцо, надетое на мизинец: — Говорит второй. Я с девяносто четвертым. Пароль: «Белая азалия расцветает в полдень». Прошу пропустить.
Возле носа машины разверзлась земля, и они заехали в довольно светлый тоннель.
— Здесь вы и будете работать, — сказал Зинченко. — На втором этаже. Но не вверх, а вниз… Можно выходить.
Толстые двери перед ними разъехались. Вдаль убегал длинный коридор, выстланный паласом. Они долго ступали по нему, вместе с коридором сворачивая то влево, то вправо. Наконец Андрей Павлович притормозил у дубовой двери, на которой висела табличка: «ЛОЧ-15-11».
— «Лаборатория одорантов Черешникова», — разъяснил полковник. — Неплохо, да? Ну, заходим.
В чистом просторном помещении мерно горел неоновый свет. Слева стояли шкафы с блестящим хирургическим инструментом. Темными квадратами зияли выключенные экраны дисплеев. Справа были размещены клетки для обезьян. В центре, на операционном столе, покоился «дипломат», который принадлежал Хельге.
Черешников онемел. Он смотрел на полковника расширенными от страха глазами.
— Не пугайтесь, — ободрил его Андрей Павлович. — Все будет хорошо. Код мы раскрыли: девять — сорок один. Сумма, которую вы отдали за ужин в безалкогольном кафе.
— Да… Вам и это известно?
Зинченко подмигнул:
— А теперь посмотрите, все ли документы на месте.
Вениамин Алексеевич вяло и как-то безразлично заглянул в «дипломат».
— Ничего не пропало… Скажите, что с Хельгой? Она жива?
Полковник подошел к одному монитору, набрал пару кнопок и сказал в микрофон:
— Говорит второй. Дайте по третьему каналу видеозапись сегодняшней операции. Нет, не с начала, а когда произошел контакт. Да, с момента появления «Оппель-Кадетта».
Ученый впился глазами в экран. Он увидел заграничный автомобиль, из которого вышел невысокого роста субъект в шляпе и длинном пальто. Заперев машину, человек достал из багажника «дипломат» и отправился по направлению к парку.
— Тот, другой, ждет возле карусели, — сказал Зинченко. — Как бы случайно они окажутся рядом. И произведут обмен чемоданами. Сделаем помедленней — специально для вас.
Вениамин Алексеевич вытащил платок и вытер им вспотевшую шею. Его бил озноб.
Он действительно увидел, как два человека, летящие на свободно привязанных скамьях карусели, быстро махнулись «дипломатами» и как после остановки аттракциона их дожидалась группа наших сотрудников. Второй сдался быстро. Первый, напротив, кинулся в боковую аллею и побежал к своему «Кадетту», путаясь в длинных полах пальто. Его начали преследовать. Камеру бросало из стороны в сторону, мелькали головы, руки и зубы. Кто-то в кого-то стрелял. Разбивались лампочки, гасли фары, летели автомобили — с набережной, сквозь парапет, прямо в реку. Неизвестный в пальто был задержан в канализации, куда он спустился, открыв люк на улице. Завершающий кадр показал его лицо крупно: встрепанные волосы, ссадины на щеках и на лбу, пересохшие губы. Это была Хельга.
Зинченко погасил экран. Сделал последний комментарий:
— Ее зовут Магдалена-Гертруда-Агнесса фон Розенкранц. Сотрудница представительства одной малодружественной нам страны. Как дипломат она неприкосновенна. Поэтому ее объявят персоной нон грата и выдворят за рубеж. Вот и все.
Черешников опустился на стул:
— Я смогу с ней поговорить? На прощание?
— Полагаю, что нет.
— Ну, а видеть? Всего только раз?
— Вениамин Алексеевич, голуба, не стройте напрасных иллюзий.
Она профессиональный разведчик. И вы…
— Просто я хочу посмотреть ей в глаза, — ответил ученый. — Посмотреть — и ничего больше.
— Но это ведь глупость, ребячество. Вы поймите…
— Таково мое непременное условие. Условие всей моей дальнейшей работы, — отрезал доцент.
Зинченко пригладил пушок на затылке:
— Хорошо. Я попробую это утрясти…
Был довольно невзрачный осенний Полдень. С неба сыпался мелкий снег. Толстобрюхие аэробусы ударялись гигантскими шасси о железобетонные плиты. Реактивный рев закладывал уши.
Вениамин Алексеевич, окруженный тремя невозмутимыми лицами в штатском, стоял неподалеку от двери с надписью «Посторонним вход воспрещен». Тут же, привалившись плечом к стене, курил Зинченко.
Диктор сказал:
— Производится посадка на рейс… ква-ква-ква… Москва — Лиленбаден.
Черешников побледнел: он увидел через стекло Хельгу.
Его любовь была все такой же: в мелко закрученных колечках рыжих волос, фиолетовых брюках и стеганой куртке. На плече ее висела спортивная сумка. Женщина шагала в толпе отлетавших — спокойная, беспечальная, уверенная в себе.
Вениамин Алексеевич сделал движение вперед, вызвав мгновенную реакцию сопровождавших мужчин. Но это не помогло: Хельга его заметила. Она остановилась. Пассажиры задевали ее слева и справа. оглядывались, недоуменно смотрели, проходя. Только Хельга не обращала внимания. Она видела того, к кому успела неожиданно прикипеть. И с кем ей не суждено было больше встретиться. Она развела руками, грустно улыбнулась, сделала шаг, другой, взмахнула ладонью и побежала догонять остальных пассажиров.