Персональный апокалипсис

Тюрьма гудела. Новость о том, что белому из третьего блока почти удалось сбежать, мигом облетела все камеры, как бы шериф Рей Блэквуд ни старался сохранить это в тайне. Сплетни – то немногое, что не поддавалось его контролю.

Благодаря Крайтону вечер в окружной тюрьме выдался для заключенных увлекательным – повсюду собирались небольшие группки, чтобы почесать языки, обсуждая поступок белого.

– Говорят, он умудрился со скованными руками зацепиться за дно фургона…

– У него точно был сообщник из охраны, иначе никак…

– Слыхали, парня вроде в «нулевку» упрятали…

– Блэквуд так возбудился, что лично им занялся…

Тьяго известие поразило, он даже вечернюю тренировку сократил почти на час – все равно толком не мог сосредоточиться на упражнениях. Любое мелкое событие в тюрьме воспринимается значительной новостью, а то, что устроил сосед по камере, и подавно тянуло на происшествие месяца.

Томаса вернули в камеру перед отбоем. Мексиканцы переглянулись. Судя по его потрепанному виду, потрудились над ним неслабо, сделал вывод Тьяго. Пошатываясь, тот доплелся до матраса, одной рукой прижимая к туловищу вторую, висевшую плетью, и тяжело опустился на пол.

Тьяго отложил в сторону каучуковый эспандер и, поднявшись, подошел к белому, чье плечо выглядело неестественно – налицо явный передний вывих.

– А что, в медчасть не повели?

– Как видишь, – глухо отозвался Томас. На него навалилось отупение и полное безразличие к своей судьбе. Краем сознания он все еще улавливал происходящее, но отстраненно, безоценочно, словно застрял где-то на границе яви и сна.

– Вот уроды, – выплюнул Тьяго. – Ну хотя бы жив, и то хорошо. Дай-ка посмотрю, – он потянулся к поврежденной руке, и Крайтон непроизвольно дернулся, уклоняясь от болезненного прикосновения. Боль – или воспоминание о ней – на мгновение выдернула его из полузабытья.

– Нужно вправить, – объяснил латинос. – Не боись, амиго, я знаю, что делать. Сам на спорте пару раз получал такую травму. Так что давай, ложись на спину. Придется немного потерпеть.

Тьяго действовал медленно и осторожно, как его учили. Согнул пострадавшую руку в локте, привел ее к туловищу, аккуратно повернул плечо наружу и начал постепенно поднимать предплечье вверх и вперед, чтобы головка плеча встала напротив места разрыва сумки.

– А сейчас будет больно, – предупредил мексиканец. – На счет три. Готов? Считаю. Раз, два, – и резко крутанул предплечье внутрь, используя его как рычаг.

Томас замычал от острой боли, пронзившей руку, но тут же выдохнул, почувствовав мгновенное облегчение. И все-таки ему приходилось прилагать усилия, чтобы не отключиться.

– Теперь постарайся какое-то время не сильно махать рукой. – Тьяго помог Томасу сесть и опустился на койку напротив. – Хотя, зная тебя, я бы на это сильно не рассчитывал, да? Ну ты и учудил, амиго. Никогда не встречал такого неправильного белого, а, Мигель, верно я говорю?

Томас слабо улыбнулся – значения фраз доходили до него не сразу, а с некоторой задержкой, как при плохой связи…

– Ладно, завтра перетрем, – как бы Тьяго ни изводило любопытство, он понял, что лучше от соседа отстать. – Отмороженный ты, но везучий. Легко отделался.

То, как Тьяго ошибался, выяснилось несколько часов спустя. Посреди ночи в камеру ворвались с обыском. Пока трое заключенных стояли у стенки, бригада из пяти надзирателей перетряхивала все нехитрое содержимое камеры.

– Чей матрас? Твой?

Томасу показалось, что этот визгливый дребезжащий голос звенит внутри его черепной коробки.

– Что это? – кто-то ткнул его дубинкой под ребра, и он скосил глаза на свой раскуроченный матрас и валявшиеся на полу шприц и свернутый шарик из фольги.

Даже находясь в близком к коме состоянии, Крайтон отлично понял, что произошло. Но был слишком измучен, чтобы хоть как-то отреагировать.

Глава 23

Николай Владимирович протянул конверт:

– Я понимаю, проект еще не завершен. Но те перемены, которые я вижу на объекте, меня вдохновляют. Чтобы и вы не теряли далее вдохновения, примите аванс.

Софочка зарумянилась от смущения. Она и сама была довольна результатами своего труда и понимала, что заслуживает вознаграждения, но слишком уж это было непривычно – получать зарплату. Ей дарили подарки, вручали крупные суммы на девчачьи капризы, но вот чтобы за дело – такого прежде не случалось. И от этого нового чувства в желудке будто кузнечики прыгали. Хотелось вскочить и запрыгать вместе с ними, вереща от восторга. Однако Софья вежливо закончила разговор, попрощалась с заказчиком и, лишь приехав домой, позволила себе пуститься в победоносный пляс.