Персонаж. Искусство создания образа на экране, в книге и на сцене

Способность притвориться, вообразить и рассуждать в режиме «как если бы» – еще одно эволюционное приспособление, повышающее вероятность выживания. Переключение в гипотетический режим дает шанс отрепетировать события до того, как они произойдут, чтобы выжить, когда они произойдут. Первым видом искусства, например, гораздо более древним, чем наскальные рисунки, резьба по дереву, кости и камню, был танец – древняя церемония «как если бы», репетирующая выслеживание и убийство зверя как подготовку к реальному поединку жизни и смерти.

То же самое относится к историям и их персонажам. Выстраивая эмоциональную связь с несуществующими людьми, мы переживаем пробные чувства – пробную любовь до того, как влюбимся, пробный страх до того, как попадем в реальную передрягу, пробное горе до того, как столкнемся с реальной утратой. Эмоциональное погружение в вымышленное «как если бы» готовит наше сознание к грядущему аналогу в действительности, позволяя отрепетировать его для выживания и вооружить нас на всякий реальный пожарный случай[118].

Точка зрения читателя/зрителя

Переживания аудитории за персонажа кажутся читателю/зрителю совершенно простыми и естественными, однако от писателя, создающего почву для этих переживаний, требуется умение уравновесить их разные составляющие.

Начнем с того, что в жизни есть только два базовых эмоциональных переживания – приятное и мучительное. Но каждое из них включает бесконечное число оттенков и тонов – приятных, таких как радость, любовь, красота и чувственность, в противовес мучительным, таким как горе, ярость, ужас, печаль. Особенности эмоций зависят от двух разных реакций читателя/зрителя на персонажа, а именно сочувствия и эмпатии.

Сочувствие, или симпатия

Когда персонаж симпатичен читателю/зрителю, тот проникается к нему сочувствием. Приятный, обаятельный персонаж нравится им, как может нравиться сосед, товарищ по работе, знакомый – тот, с кем хорошо иногда перекинутся парой слов. Разумеется, верно и обратное. Если читателю/зрителю персонаж не нравится, он будет вызывать у них только раздражение и даже презрение (которых, возможно, автор и добивался).

Эмпатия, или отождествление

Открыв книгу (устроившись в кресле перед сценой или экраном), читатель/зритель начинает выискивать в мире развернутой перед ним истории точку приложения своего эмоционального интереса. Познакомившись с сеттингом и действующими лицами, он в два счета отделяет положительное от отрицательного, ценное от бесполезного, скучное от интересного, правильное от неправильного, добро от зла, отыскивая «центр добра».

Он ищет «добро», поскольку, как любой человек, понимает, что у него есть недостатки и слабости, но, в общем и целом, видит себя скорее правдивым, чем лживым, скорее справедливым, чем несправедливым, скорее честным, чем подлым, и свои намерения считает искренними. А так как самого себя он причисляет к фигурам по сути своей положительным, то закономерно хочет видеть в центре добра данной истории отражение себя[119].

Почувствовав связь между тем или иным собственным качеством и тем же качеством у действующего лица, он отождествляет себя с этим действующим лицом. Эмпатия, ощущение, что «мы с тобой одной крови», превращает персонажа в того, кого читатель/зритель хотел бы видеть своим близким, другом, романтическим партнером или даже самому стать таким.

Эмпатия инстинктивна, она возникает непроизвольно и подсознательно. Антипатия же требует сознательного выбора. Когда сознание находит что-то нравственно или эстетически отталкивающее во внутренней натуре персонажа, оно отказывается отождествлять себя с ним, и любая вероятность эмпатии усыхает до отвращения – или полного безразличия.

Почувствовав родственную душу, читатель или зритель инстинктивно начинает за этого персонажа болеть. В какой-то мере он переживает происходящее с этим персонажем как то, что случается с ним самим. Он идет рука об руку с персонажем, опосредованно совершая то, что совершает он, и испытывая его эмоции.

Главенство эмпатии

Взаимодействуя с произведением повествовательного искусства, люди становятся философами-этиками. Они предъявляют к поведению персонажей гораздо более высокие этические требования, чем к самим себе. В борьбе между «обязан» и «надлежит» публика, ищущая центр добра, встает на сторону «обязан».

Именно поэтому, когда двое умных чутких людей реагируют на одну и ту же историю диаметрально противоположно, само повествование здесь ни при чем, дело в эмпатии. Один чувствует эмпатическую связь с главным героем, и история ему нравится, поэтому он подсознательно закрывает глаза на все недостатки, чтобы не портить себе удовольствие. У другого главный герой вызывает антипатию, поэтому история не нравится и недостатки сильно задевают. Иными словами, один отождествляет себя с центром добра, а другой либо его не находит, либо находит отталкивающим.