В характеристике внешности хозяев леса карелы отмечают те особенности, которые, с одной стороны, указывают на портретное сходство их с человеком, а с другой – все детали подчеркнуто гипертрофированы. И эта аномальность сразу удаляет лесной народ от крещеного человеческого рода в иной, потусторонний мир. Если это глаза, то они обязательно «большие» (232), «очень большие» (SKS. К201). А ночью видят деда, у которого длинные волосы и борода, а «глаза с кофейные кружки» (SKS. К47). Иногда у повстречавшихся в лесу просто один глаз посреди лба (196). Пальцы на руках всегда длинные, его так и называют иногда – длиннопалый (191). Иногда это девушки «со страшно длинными ногтями» (SKS. К47).
Порой обращается внимание на зубы, они железные и особенно заметны, когда леший смеется (76). Во время экспедиции 2011 года к карелам-людикам записана быличка о встрече с хозяевами леса. Женщина собирала ягоды; вдруг видит: горбатая старуха занимается тем же. А когда та поворачивает голову, женщина замечает огромные зубы, и в ужасе убегает прочь (ФА 3712). Как известно, горбатось и хромота – признаки хтонических существ.
В былинках часто подчеркивается, что «вода – это глаз», она все видит, а «лес – это ухо», он все слышит, любое человеческое слово, поэтому карелы запрещали в лесу смеяться, кричать и даже громко разговаривать, чтобы лишний раз не тревожить лесных обитателей, старались быть в чужой среде как можно незаметнее. Отсюда и в портретной характеристике леших указание на наличие ушей, а чаще просто метонимия: «Вот и услышал, тут был с ухом!» (161). «А лес – ухо: не надо много разговаривать, все услышат. Народу в лесу много, разговоры услышат. Хочется поговорить, тихонько говори. Лес – слышащее ухо» (222). Говорится и о том, что у лешего – огромный рот, раскрыв который, он пытается испугать человека (SKS. Q1601).
Иногда внимание акцентируется на повышенной волосатости лесных хозяев, причем на голове волосы чаще всего белые. Этот цвет в данном случае можно характеризовать как стремление к бесцветности, бестелесности, невидимости, хотя чаще он выступает как символ святости и чистоты. «Но будто по два метра, длинные, и будто белые волосы…» (151). «Died’oi oli suuri muzikku, pardu oli tännesäh. I pardu oli hänel valgei. Дедушка был большой мужик, борода была до сих пор.
И борода у него была белая» (149). «Mainitah, meccähini on pitkä, suuri ta karvani ta suuren parran kera. Говорят, леший – высокий, большой да волосатый, да с большой бородой» (200). «У него волосы до колен, а сам он голый» (SKS. К47).
Очень редко в карельской мифологической прозе появляются сюжеты, в которых хозяева леса предстают в женской ипостаси. Судя по указателю Л. Симонсуури, в финских архивах есть записи, сделанные в Южной и Приладожской Карелии, где появляется образ лесной девы, лесной девушки (metsänneito, metsänpiika). Исследователь указывает два сюжета, распространенных у карелов: «лесная дева, metsänneito, сушит платья – одежда, которой успеет коснуться человек, достанется ему» и «лесная дева является у костра ночующего в лесу», чтобы согреться – «спереди красивая, сзади как чурбан»[397]
. В Южной Карелии встречаются также былички, в которых эротическая лесная дева (lemmenkipeä metsänneito) поднимает подол, просится погреться у костра и заняться любовью; человек стреляет или бросает в нее горящую головню; она убегает, обещая отомстить. В Беломорской Карелии этот же персонаж предлагает свою любовь; мужчина предостерегает ее, что сейчас загорится юбка; она в награду дарит медведя-лесную кошку или лося-лесную свинью[398]. В финской мифологической прозе сюжеты, в которых хозяева леса фигурируют в женской ипостаси, широко распространены, и чаще им свойственны две функции: или соблазнительницы охотников или дарительницы. В записях карельских быличек сохранились только отголоски этой традиции, хотя, к примеру, карельские руны богаты женскими образами хозяев леса – в них есть и хозяйка Тапиолы, и дочери Тапио.