Потом: «Еще, – говорит, – хотите послушать?» «Ну, давайте еще послушаем». «Только, – говорит, – не говорите ничего, пока слушаете, если слышно будет. Потом после поговорите». И снова, немножко продвинулись и снова слушать стали. И мы под скатертью. И стало так оттуда, со стороны Хеччулы шуметь, ну словно… А мне не доводилось видеть, а говорили: видели, что это двигается как копна, так прямо идет, прямо туда, где народ стоит… Когда слушаешь, когда станешь Сюндю слушать, услышишь, что там будет, ну иногда как машина проедет, так шумит, приближается. Тогда, кто там главный, руководитель: «Что-то не так!» Ну вот. Если прыгаешь или пойдешь несерьезно, другие, может серьезно, а кто-то из группы вроде на смех пойдет, вот тогда и придет в виде копны. И если засмеешься, будешь знать! Бабушка так и сказала: «Только если пойдете, верьте и спокойно ведите себя». А кто-то думает: «Хи-хи-хи!» Раньше это серьезные были дела. Некоторые и не осмеливались ходить.
60
– Luvettih, jotta avannosta Syndy nouzou da piästäy boleznista libo pahasta.
– No mi se on?
– Mamma sano. Hänellä jo oli lapsie, hänellä oli viizi vellie… Uutta vuotta vassen, kuin se on yö, kun Syndie kuunnellah. Yöllä, jotta kellä mitä tapahtuu koissa. Männäh kolmen dorogan kandah da siinä issutah da kuunellah. Mamma sanou: “Dai mie lähen sinne“. Heitä nellä-viizi akkua kerty
Avannon särvillä toze kuunneldih. Toze mitä sielä kuunneldih, jotta mitä vedehini sanou. Sielä vedehistä vuotettih. Vedehini ved on se buitto kuin järven izändä. Midä se sanou, vedehini.
– Говорили, что Сюндю из проруби поднимается и освобождает от болезни или от плохого.
– Но что это?..
– Мама рассказывала. У неё уже дети были, у неё было пятеро братьев… Перед Новым годом, в ночь, когда Сюндю слушают – ну, у кого что случится в этом году дома. Идут на перекресток трех дорог да там сидят и слушают. Мама говорит: «И я пойду туда!» Их четверо-пятеро женщин собралось, сидят и слушают. Говорит: «Моя очередь как подошла, один стук, лишь стук слышен, будто бы гроб заколачивают, гвозди забивают». Пятеро братьев было, один отец на войне, а остальные все дома умерли, сразу, все молодые. И старик был, и старик умер… У них рядом кладбище было и часовня, и вот будто бы там, в часовне, гроб заколачивают. Лишь стук был слышен, все время, пока сидела там. А некоторые там слышат, как с колокольчиками едут, свадьбу справляют. Некоторые слышат, что праздник отмечают, танцуют да… Стоят на снегу. Капюшоны еще надевают на голову, чтобы ничего не видеть. Платки такие, черные платки с кистями, большие, их на голову надевают и вот здесь еще завязывают, чтобы не видеть никого. И в стороне от дороги стоят. На перекрестке дороги ждут и слушают…
На краю проруби тоже слушали. Тоже там слушали, что водяной скажет. Там водяного ждали. Водяной – это ведь будто бы хозяин озера. Что он скажет, водяной.
61
Syndyy kuuneltih ristudorogoil. Vahnembat sie mendih ristudorogoil, kolme hen-gie ob’azatel’no. No kaksi sie kuundelou, kykistäh i pannah prostin’a libo mitah peäl, kattavutah. A kolmas seizou siizmankel, storozu… No sit midä sie… Nuoret käydih… Enzimäi se ken storozakse sen kierdäy, siizmal loadiu kruugan ymbäri istujies. A sit sis kruugas hyö kuunellah… En tiije sie sanottihgo midä, minä en tiije, emmo kävnyh kuundelemah ga…
Сюндю слушали на перекрестках. Старшие там ходили на перекресток, три человека обязательно. Ну, двое там слушают, присели, и простынь или что-нибудь сверху, накрываются. А третий стоит со сковородником, сторожит… Ну, и что там… Молодые ходили… Сначала тот, кто сторожит, обведет, сделает сковородником вокруг сидящих круг. А они потом в этом круге слушают… Не знаю, говорили ли там что, я не знаю, не ходили сами слушать.
62