Перстень альвов, кн. 1: Кубок в источнике

Ветер и облака пели ей об одном: Бергвид конунг полюбил ее! Эйра ходила по долине, ничего не видя перед собой и не замечая земли под ногами. Она словно хотела найти место, где поместилась бы ее любовь, но не могла – всей Вселенной было бы мало. Любая мелочь, которую она когда-то слышала о нем, теперь стала драгоценностью, полной глубокого и прекрасного значения. Образ Бергвида рос и рос в ее воображении и уже стоял вровень с горами, как один из бессмертных богов. Само имя его теперь приобрело какой-то особый смысл, и Эйра мысленно вслушивалась в каждую его часть, будто имя могло открыть ей саму его душу. «Берг» – «гора», «вид» – «широкий»; самые простые слова, встречающиеся во многих разных именах, вдруг показались исключительными, созданными и предназначенными только для него. И Эйра с чувством любви касалась взглядом каждой горной вершины вокруг, потому что у гор было с ним общее имя.

Все мелочи обыденной жизни утратили смысл, Эйра ступала по облакам, вокруг нее носились образы героев древности, живущие в сказаниях. Как заклинание, Эйра повторяла про себя строки из древней песни, которая казалась ей песней ее собственной судьбы:

…конунгу деватогда полюбилась.Сказала ему,

что Сигмунда сынаона полюбилапрежде, чем встретила.[17]

«Полюбила прежде, чем встретила!» Этих слов ей хватало, чтобы слить чувства валькирии Сигрун со своими и вместе с ней унестись от земли и от века – в вечность!

Хёдбродду я

в походе обещана,но за другогохотела бы выйти…[18] —

твердила она шепотом, вспоминая, что Вигмар и Асольв задумали выдать ее за Бьёрна. Не питая к воспитаннику отца ровно никаких чувств, Эйра прежде не думала об этом, полагаясь на судьбу, но теперь старый замысел приобрел огромную важность: ведь это было препятствие на пути ее любви, препятствие, которое делает саму любовь еще горячее, ярче, выше! В мыслях ее само слово «другой», намекающее на Бергвида, вспыхивало и сияло, как капля росы под солнцем, жаркими радужными огнями. Ей приходилось таить свою любовь, как и той, ее древней сестре, и слезы горячего восторга вскипали на глазах, когда при смутном воспоминании о препятствиях Эйра ощущала, как много сходства между нею и Сигрун:

…страшен мне гнев

старшего родича:волю отцая не исполнила…[19] —

повторяла она, страстно желая, чтобы разразился над ее головой чей-то страшный гнев и дал возможность его выдержать, как бурю, доказать силу и стойкость своей любви.

Сразу после приезда Бьёрн послал геста на Золотое озеро – рассказать Вигмару о новостях. Но гест вернулся и сообщил, что в Железном Кольце уже все знают: туда приехала жена Бергвида Хильдвина, да еще в придачу объявила о своем разводе с мужем!

– О разводе! – воскликнула Эйра и упала на скамью, прижимая руку к бьющемуся сердцу.

Эта новость ее потрясла, но тут же она сообразила, что иначе и быть не могло. Бергвид конунг предназначен для нее, и теперь, когда пришел срок, судьба убирает все преграды между ними.

Однажды утром Эйра заметила, как ветки хвороста возле кухонного очага упали из рук служанки и сами собой сложили руну «вин» – руну счастья. Она захлопала в ладоши и засмеялась, уверенная, что это – счастливое предзнаменование ей.

Выйдя в долину, она шла по тропинке под соснами и вдруг споткнулась: выступившие из земли сосновые корни расположились руной «хагль» – суровое предостережение о грозящих бедах. Эйра остановилась и не смела идти дальше, настороженно огляделась, будто спрашивая у духов соснового бора, не скажут ли они ей еще чего-нибудь. Сосны шумели на ветру, но, сколько Эйра ни вслушивалась, она ничего не могла разобрать. Непонятная сила тянула ее назад, домой, туда, где есть люди и могут быть новости. Уже не первый день она бессознательно ждала новостей, ждала их каждый раз, возвращаясь домой, и сейчас вдруг ожидание стало нестерпимым. И Эйра осознала, что этот теплый летний день, так похожий на все остальные, совсем на них не похож, он совсем другой. Совсем другой! Это всегда так: то, что ты ждешь или чего совсем не ждешь, может случиться в любой миг – и все изменится. Она почти бегом бросилась назад.

Ворота усадьбы стояли открытыми, во дворе толпилось много чужих людей и лошадей. Эйра вошла, с замирающим сердцем оглядываясь, – все эти люди и лошади казались необычными, на каждом из них, на человеке или животном, лежал отпечаток, какой-то тайный знак того, кого она никогда не видела, но так хорошо знала. У самых ворот ее перехватила служанка, Альдис:

– Иди скорее переодевайся! У отца важные гости. Пойдем через заднюю дверь – там в гриднице сидят, а ты вся растрепалась. Бродишь весь день, как дух… Ну, идем, идем.