Перстень альвов, кн. 1: Кубок в источнике

Альдона молчала, и Лейкнир испугался, что хватил через край. Осторожно он повернул к ней голову и встретил ее взгляд. Она смотрела не гневно, а сочувствующе, понимая, чем вызвана эта неприязнь. Дело было не в личных качествах Хельги ярла. Для любого жениха Альдоны, кем бы тот ни оказался, у Лейкнира не нашлось бы доброго слова, но Альдона не могла его за это осуждать.

– Ты ведь всегда знал, что рано или поздно случится что-нибудь в этом роде, – мягко сказала Альдона и положила ладонь на склоненную голову сидевшего на краю лежанки Лейкнира. – Иначе ведь и не могло быть. – Она подчеркнула голосом слово «иначе», и оба они знали, что она имеет в виду. – Что появится кто-нибудь… Хельги ярл, Торвард ярл, все равно.

– Тебе все равно! – буркнул Лейкнир.

– Может быть. И все же между ними двоими много общего. Оба они знатного рода, богаты, прославлены. У них большое будущее, они будут конунгами. Между ними и тобой большая разница. И ты всегда это знал. Скажи мне: ведь ты знал?

Она повернула к себе лицо Лейкнира, точно мальчика, которого спрашивают: «Ты ведь знал, что лазить на амбар нельзя?»

– Знал, – тихо и послушно, без прежнего яростного вызова, ответил Лейкнир. – Но одно дело знать, что что-то там может когда-то случиться, и совсем другое дело – видеть, что оно уже случилось.

– Иначе и не могло быть, – повторила Альдона. – А значит, это «оно» с самого начала было все равно что случившееся. Ты не можешь меня упрекнуть, что я тебе что-то обещала. Мы всегда знали, что этого не может быть.

– Да… – Лейкнир соглашался, но в его нынешних чувствах это ничего не меняло.

Для него «большая разница» между ним и сыновьями конунгов заключалась только в том, что он любит Альдону больше жизни, любит так, как ни один сын конунга не сумеет ее любить! Для них она – одна из тысячи возможных невест, неплохая прибавка к булатным мечам. А для него она – одна-единственная, как солнце на небе, она его богиня Суль, его свет и воздух, сама его жизнь! Какое право они имеют отнимать ее у него? И почему она позволяет им это? Она же знает эту «большую разницу»!

С самого начала! Вспомнить бы, когда это началось! Лейкнир был на пять лет старше Альдоны, и когда к ним в Кремнистый Склон привезли двенадцатилетнего Бьёрна и его младшую, восьмилетнюю сестру, тринадцатилетний Лейкнир не обратил на девочку никакого внимания. Рыжая малявка к мальчикам не приставала, в мужские дела не лезла, а смирно ходила по усадьбе, держась за передник фру Эйвильды, и постигала всякие женские премудрости рукоделия и хозяйства или играла с Эйрой, своей ровесницей, в деревянные куклы. За ней нередко присылали и увозили обратно к Золотому озеру – отец и мать не могли долго без нее обходиться, а вот Бьёрн им не требовался – мальчиков в усадьбе хватало и без него.

А потом… Лейкнир не помнил, как и когда это случилось, но однажды двенадцатилетняя Альдона вдруг глянула на него, семнадцатилетнего, совсем взрослого мужчину, глянула как бы свысока своими серыми, с зелеными искрами, умными глазами, и во взгляде ее была та самая снисходительная усмешка, которая вдруг поставила ее выше всех. И Лейкнир, такой рослый и сильный, вдруг сразу признал свое подчиненное положение и с тех пор только о том и мечтал, чтобы ее насмешливый взгляд сменился ласковым. С тех пор вся его жизнь была подвластна ей, она распоряжалась им, как хотела, а он хотел одного – никогда не расставаться с ней.

– Я тебе давно говорила, что этого не будет! – повторила Альдона. – Ты должен был привыкнуть.

– Но ты никогда не говорила, что не полюбишь меня, – отозвался Лейкнир.

Она иногда посмеивалась над его любовью к ней, но никогда ни единым словом не упоминала о своем отношении к нему, и он, заметив это умолчание, стал связывать с ним некоторые надежды. Но только теперь, когда все самое страшное для него уже случилось, он решился упомянуть об этом вслух.

– А зачем я стала бы это говорить? – Альдона подняла брови. – Как я могла говорить – я ведь не пророчица, как твоя сестра, и не знаю будущего. Фрейя всемогуща: если она захочет, я полюблю даже старого Халля бонда… или его серую лошадь. Помнишь, ту, у которой все ребра торчат, вы еще потешались, когда он на ней приезжал.

– Перестань! – Лейкнир резко встал с лежанки. Эти шутки не утешали, а только сильнее ранили его. – Я не Халль бонд и не его лошадь!

– Конечно! – с насмешливой язвительностью ответила Альдона. Она предпочитала видеть его злым, чем несчастным, считая, что злиться легче, чем страдать. – Ты великий герой, и у всех скальдов мира не найдется достаточно слов, чтобы воздать тебе должное!

– Перестань! – с напором повторил Лейкнир и взял ее за плечи. Альдона нахмурилась, но не стала вырываться, зная, что он и так ее выпустит по первому требованию. – Ты… – Лейкнир настойчиво смотрел ей в глаза. – Когда твой отец добивался твоей матери, ему тоже отвечали, что он для нее недостаточно хорош! Что этого никогда не будет! Однако все вышло, как он хотел!

– Оставь в покое мою мать! – Альдона сердито дернулась, и Лейкнир выпустил ее. – Тебе нет до нее никакого дела!