Государь уже знал от Столыпина, что Шипов не соглашается ни на роспуск Думы, ни на возглавление коалиционного кабинета; он попросил лично повторить ему свои возражения. Когда в разговоре Шипов намекнул на возможность «отмены конституционного строя» или «изменения избирательного закона», Государь оба раза «с видимым неудовольствием» его перебил, что «об этом не может быть речи». И правда: после роспуска Думы ни того ни другого не было сделано. Это не помешало Милюкову все-таки утверждать в «Трех попытках», будто неудовольствие Государя на эти слова Шипова объяснялось тем, что Шипов «слишком близко подошел к его действительной мысли». Еще раз повторяю: так иногда пишут историю.
Отказавшись от сделанного ему предложения, Шипов изложил Государю свой план. Он предлагал уступить кадетским желаниям и попробовать «кадетское министерство». Иного, говорил он, кадеты не примут. Разница была только в том, что в премьеры он рекомендовал Муромцева, а не Милюкова, которого подходящим на эту роль он не считал; Милюкову было нужно дать другой портфель – иностранных или внутренних дел. Шипов от себя добавил уверенность, что, ставши у власти, кадеты поведут себя не так, как вели себя в «оппозиции», смягчат свои программные требования и по своим политическим векселям будут платить по 20 или 10 копеек за рубль.
Это предположение заинтересовало Государя, и он просил пояснения; он указал пять вопросов, которые его смущали в кадетской программе: отмена смертной казни, аграрный вопрос с принудительным отчуждением, полная амнистия, равноправие всех национальностей и автономия Польши. Шипов напомнил ему, что есть Государственный совет, который кадетские законы и проекты может изменить и улучшить, как это он уже сделал с отменой смертной казни. В аграрном вопросе «принудительное отчуждение» останется только для «безусловно необходимых крайних случаев». Вместо государственной автономии Польши можно будет ограничиться «широким местным самоуправлением» и «широкими правами национальной польской культуры». Что же касается «до равноправия всех независимо от национальности и вероисповедания», то здесь от кадетов он не предвидел уступок; но в отличие от других пунктов этот вопрос уже был благоприятно предрешен Государем по докладу Витте, сопровождавшему Манифест 17 октября.
Таков был план Шипова. Государь мнения своего ему не сказал, только благодарил за откровенность. Но о его отношении к плану стало скоро известно другим. Извольский, Столыпин, Ермолов, а потом П.Н. Трубецкой говорили Шипову со слов Государя, одни с удовольствием, Столыпин с досадой, что его доклад на Государя произвел хорошее впечатление и что его план вызывает сочувствие.
Как к нему отнеслись сами кадеты? Шипов прежде всего рассказал Муромцеву о разговоре своем с Государем. Пока он говорил, Муромцев со всем соглашался, но взволновался, когда Шипов сказал, что он поставил его кандидатуру в премьеры. «Какое основание и какое право имеешь ты, – сказал он Шипову, – касаться вопроса, который должен быть решен самой политической партией?» Такое возражение было неожиданно. Выбирать премьера – прерогатива главы государства, а вовсе не «политической партии». Если теперь это иногда происходит, то это извращение парламентарного строя. Но со стороны Муромцева это было facon de parler[86]
. Дело было не в правах партии. Шипов понял, что в глазах Муромцева главное затруднение – «образование кабинета при участии Милюкова». «Двум медведям в одной берлоге ужиться трудно», – сказал Муромцев. Это его затруднение косвенно подтверждает и сам Милюков. Он рассказал в «Трех попытках», что через несколько дней Муромцев вызвал его к себе в кабинет и в упор поставил вопрос: «Кто из нас двух будет премьером?» Милюков его успокоил, что из-за лиц спора не будет, что его кандидатуру он будет поддерживать. Этот ответ, говорил Милюков, видимо, произвел на С.А. самое приятное впечатление. Приходится заключить, что хотя Муромцев и опасался «конкуренции» Милюкова, но на свое премьерство принципиально он согласился, как это ни плохо вязалось с тем безнадежным настроением, которое он высказал в первой беседе с Шиповым.Итак, импровизированное Шиповым на аудиенции у Государя «кадетское министерство» под председательством С.А. Муромцева снова появилось на сцене, уже как реальный план, а не только тема ресторанных бесед. И Муромцев до самого роспуска Думы ждал, что Государь его «призовет».
Этого «призыва» он не дождался. Дума была раньше распущена. Но могло ли что-либо более ясно, чем этот импровизированный план, показать безнадежность сохранения Думы в данный момент?