Первая любовь

I gazed at her-and though I could not understand why she was wretched, I vividly pictured to myself, how in a fit of insupportable anguish, she had suddenly come out into the garden, and sunk to the earth, as though mown down by a scythe.	Я глядел на нее -- и, все-таки не понимая, отчего ей было тяжело, живо воображал себе, как она вдруг, в припадке неудержимой печали, ушла в сад и упала на землю, как подкошенная.
It was all bright and green about her; the wind was whispering in the leaves of the trees, and swinging now and then a long branch of a raspberry bush over Zina?da's head.	Кругом было и светло и зелено; ветер шелестел в листьях деревьев, изредка качая длинную ветку малины над головой Зинаиды.
There was a sound of the cooing of doves, and the bees hummed, flying low over the scanty grass, Overhead the sun was radiantly blue-while I was so sorrowful....	Где-то ворковали голуби -- и пчелы жужжали, низко перелетывая по редкой траве. Сверху ласково синело небо -- а мне было так грустно...
'Read me some poetry,' said Zina?da in an undertone, and she propped herself on her elbow; 'I like your reading poetry.	-- Прочтите мне какие-нибудь стихи, -промолвила вполголоса Зинаида и оперлась на локоть. -- Я люблю, когда вы стихи читаете.
You read it in sing-song, but that's no matter, that comes of being young.	Вы поете, но это ничего, это молодо.
Read me	Прочтите мне
"On the Hills of Georgia."	"На холмах Грузии".
Only sit down first.'	Только сядьте сперва.
I sat down and read	Я сел и прочел
' On the Hills of Georgia.'	"На холмах Грузии".
'"That the heart cannot choose but love,"' repeated Zina?da. 'That's where poetry's so fine; it tells us what is not, and what's not only better than what is, but much more like the truth, "cannot choose but love,"-it might want not to, but it can't help it.' She was silent again, then all at once she started and got up. 'Come along.	-- "Что не любить оно не может", -- повторила Зинаида. -- Вот чем поэзия хороша: она говорит нам то, чего нет и что не только лучше того, что есть, но даже больше похоже на правду... Что не любить оно не может -- и хотело бы, да не может! -- Она опять умолкла и вдруг встрепенулась и встала. -- Пойдемте.
Meidanov's indoors with mamma, he brought me his poem, but I deserted him.	У мамаши сидит Майданов; он мне принес свою поэму, а я его оставила.
His feelings are hurt too now ... I can't help it! you'll understand it all some day ... only don't be angry with me!'	Он также огорчен теперь... что делать. Вы когда-нибудь узнаете... только не сердитесь на меня!
Zina?da hurriedly pressed my hand and ran on ahead.	Зинаида торопливо пожала мне руку и побежала вперед.
We went back into the lodge.	Мы вернулись во флигель.
Meidanov set to reading us his 'Manslayer,' which had just appeared in print, but I did not hear him.	Майданов принялся читать нам своего только что отпечатанного "Убийцу", но я не слушал его.
He screamed and drawled his four-foot iambic lines, the alternating rhythms jingled like little bells, noisy and meaningless, while I still watched Zina?da and tried to take in the import of her last words.	Он выкрикивал нараспев свои четырехстопные ямбы, рифмы чередовались и звенели, как бубенчики, пусто и громко, а я все глядел на Зинаиду и все старался понять значение ее последних слов.