Первая любовь

There was an old-fashioned swing in our garden.	У нас в саду стояли старенькие качели.
I sat him down on the narrow plank seat, and began swinging him.	Я его посадил на тоненькую дощечку и начал его качать.
He sat rigid in his new little uniform of stout cloth, with its broad gold braiding, and kept tight hold of the cords.	Он сидел неподвижно, в новом своем мундирчике из толстого сукна, с широкими золотыми позументами, и крепко держался за веревки.
'You'd better unbutton your collar,' I said to him.	-- Да вы расстегните свой воротник, -- сказал я ему.
'It's all right; we're used to it,' he said, and cleared his throat.	-- Ничего-с, мы привыкли-с, -- проговорил он и откашлялся.
He was like his sister. The eyes especially recalled her, I liked being nice to him; and at the same time an aching sadness was gnawing at my heart.	Он походил на свою сестру; особенно глаза ее напоминали. Мне было и приятно ему услуживать, и в то же время та же ноющая грусть тихо грызла мне сердце.
'Now I certainly am a child,' I thought; 'but yesterday....'	"Теперь уж я точно ребенок, -- думал я, -- а вчера..."
I remembered where I had dropped my knife the night before, and looked for it.	Я вспомнил, где я накануне уронил ножик, и отыскал его.
The cadet asked me for it, picked a thick stalk of wild parsley, cut a pipe out of it, and began whistling.	Кадет выпросил его у меня, сорвал толстый стебель зори, вырезал из него дудку и принялся свистать.
Othello whistled too.	Отелло посвистал тоже.
But in the evening how he wept, this Othello, in Zina?da's arms, when, seeking him out in a corner of the garden, she asked him why he was so depressed.	Но зато вечером, как он плакал, этот самый Отелло, на руках Зинаиды, когда, отыскав его в уголку сада, она спросила его, отчего он так печален?
My tears flowed with such violence that she was frightened.	Слезы мои хлынули с такой силой, что она испугалась.
'What is wrong with you? What is it, Volodya?' she repeated; and seeing I made no answer, and did not cease weeping, she was about to kiss my wet cheek.	-- Что с вами? что с вами, Володя? -- твердила она и, видя, что я не отвечаю ей и не перестаю плакать, вздумала было поцеловать мою мокрую щеку.
But I turned away from her, and whispered through my sobs,	Но я отвернулся от нее и прошептал сквозь рыдания:
'I know all. Why did you play with me?... What need had you of my love?'	-- Я все знаю; зачем же вы играли мною?.. На что вам нужна была моя любовь?
'I am to blame, Volodya ...' said Zina?da. 'I am very much to blame ...' she added, wringing her hands. 'How much there is bad and black and sinful in me!... But I am not playing with you now. I love you; you don't even suspect why and how....	-- Я виновата перед вами, Володя... -- промолвила Зинаида. -- Ах, я очень виновата... -- прибавила она и стиснула руки. -- Сколько во мне дурного, темного, грешного... Но я теперь не играю вами, я вас люблю -- вы и не подозреваете, почему и как...
But what is it you know?'	Однако что же вы знаете?
What could I say to her?	Что мог я сказать ей?