Первая любовь (СИ)

Но всем нам хочется верить, что наши родители — не просто самые лучшие в мире, но чуть ли не святые. Конечно, я не осуждаю свою маму. Кто я такая? Просто на душе немного грустно, даже тоскливо. А теперь ещё мне придётся на какое-то время расстаться с Олей и Кристиной. За последние пару месяцев мы так срослись друг с другом, что жизни без них я себе уже и не представляю.

Однако в Германии мне надо будет проявить сочувствие и сострадание к человеку, которого я считаю самозванцем. И тем не менее, дядя Антон — мой родственник, даже близкий. Ну что же, я попробую понять, ради чего он решил разыграть этот спектакль.

Господи, как же мне не хватает папы! Глаза предательски увлажнились. Я наклонила голову, сделав вид, будто мне в глаз попала соринка. Хорошо хоть, тушь не потекла. Мысль о том, как я сейчас выгляжу, позволила мне отвлечься от грустных мыслей.

— Я буду скучать по вам, — застенчиво произнесла Кристинка и полезла обнимать Милану с Мартином.

— Не успеешь, Кристя, — я ласково погладила племяшку по голове и бодро добавила: Ведь мы уже скоро вернёмся. Главное — вы с мамой не проболтайтесь бабе Нине о нашем отъезде. Договорились?

— Конечно, тётя Люся!

— Обязательно! — двойняшки, как всегда, не удержались, чтоб не вставить свои пять копеек.

— Нашла, за что переживать! — возмутилась Оля. — Это ты, Люсь, не спались и не звони тёте Нине, а пиши ей на Ватсап, чтоб она ненароком немецкую речь не услышала в телефоне.

— Ага, — я кивнула головой. — Ладно, девочки, пока-пока!

— До встречи! — радостно прокричали Мартин с Миланой. Ведь мои двойняшки ни разу не летали на самолёте и им теперь не терпелось попасть на борт.

Уже в самолёте выяснилось, что наши места находятся у аварийного выхода. Поэтому ряды здесь были неполными, то есть по два кресла на ряд. Конечно, если бы не спешка, я могла купить билеты так, чтобы мы сидели вместе. Но теперь пришлось усаживать двойняшек в один ряд, а самой сесть по соседству.

Мартин с Миланой скоро освоились и делились со мной впечатлениями, когда в соседнее кресло сел мужчина примерно моего возраста. Высокий, в очках, довольно симпатичный, в руках — коричневый кожаный портфель. Судя по внешнему виду, бизнесмен средней руки или управленец в банке. Однако вскоре выяснилось, что я не угадала.

Мужчина вежливо поздоровался и угостил малышей леденцами, предварительно попросив у меня разрешения. Предложил и мне, но я отказалась.

Мои двойняшки — очень общительные детки. Не прошло и пяти минут, как они уже весело болтали с нашим новым знакомым. Оказалось, это наш бывший соотечественник, которого родители увезли ещё в раннем детстве на ПМЖ в Германию. Звали его Максим.

Несмотря на то, что Максим по-русски говорил неплохо, в его речи всё-таки чувствовался лёгкий акцент, за что малыши, недолго думая, прозвали его “дядя-иностранец”. Но Максим — молодец, не обиделся. Мало того, он быстро нашёл общий язык и со мной, и с детьми.

После обеда деток разморило, и Милана с Мартином задремали, а мы с Максимом немного поговорили за жизнь. Оказалось, он работает юристом в большой юридической компании, которая оказывает услуги переехавшим в Германию русским немцам. Сейчас возвращается из командировки в Москву, где занимался одним запутанным делом, связанным с наследством.

И всё из-за того, что их клиент умер, не оставив завещания, а теперь на его недвижимость и банковские счета претендуют его немецкая любовница и русская жена, с которой клиент в своё время то сходился, то снова разводился.

Как часто бывает, когда попутчики разговаривают друг с другом по душам, зная, что они никогда больше не увидятся, я также рассказала новому знакомому, что еду в Лейпциг не просто так, а чтобы увидеться с человеком, который называет себя моим отцом.

— Если честно, — призналась я Максиму, — моя поездка тоже отчасти связана с наследством.

— Очень интересно! — он сразу оживился.

— Тут, видите ли, Максим, в чём дело, — остудила я пыл юриста, — лично мне от дяди Антона ничего не нужно. Я, вообще, не верю, что он — мой отец. Он и родственник-то мне поскольку постольку, ведь в нашей семье никогда не говорили о нём. Я просто знала, что в Германии живёт папин брат, но до него мне не было никакого дела, как и ему до нас.

— Вот это меня тоже беспокоит, — заметил Максим. Я продолжила:

— Конечно, меня и близко нельзя назвать богатой женщиной, однако, мне от моего дядюшки ничего не нужно. Поэтому, когда дядя Антон сообщил по телефону, что написал завещание на моё имя, я не обрадовалась. Уж лучше я как-нибудь сама справлюсь со своими делами.

— И вы абсолютно правы! — Максим снял очки и, близоруко щурясь, улыбнулся. Его улыбка мне понравилась. В ней не было ни грамма фальши, которая отличает многих служителей Фемиды. Мягкая, добрая, чуть уставшая улыбка и почему-то грустные глаза.