Поль Маз, в тот же день приехавший в штаб американского батальона с целью рекогносцировки, увидел группу солдат, которые как будто отступали. Он поехал вперед на мотоцикле, чтобы выяснить, в чем дело. «Они действительно отходили назад, – впоследствии писал он, – но просто потому, что потеряли связь со всеми; они не имели сведений об обстановке, а большинство офицеров были убиты при наступлении. Я приказал нескольким солдатам остаться на месте и развернуть пулеметы в сторону противника, а остальным – идти впереди и присоединиться к товарищам, что они и сделали. Их действия нельзя было назвать паникой – они просто шли назад, чтобы получить приказ».
Поль Маз вернулся в штаб батальона, чтобы рассказать об этих солдатах. «К своему удивлению, я обнаружил там полный разгром, как после землетрясения. На земле лежали три трупа, наполовину прикрытые мешковиной. Это был часовой, стоявший у входа в блиндаж, и два офицера, с которыми я разговаривал до отъезда. Внизу сидел один полковник, вытиравший лоб. «Это война, капитан», – сказал он, увидев меня».
В числе артиллерийских подразделений, участвовавших в боях 29 сентября, была батарея Гарри Трумэна. «Мы стреляли по трем батареям, – писал он в своих воспоминаниях, – уничтожив одну и выведя из строя две остальные. Командир полка угрожал мне трибуналом за то, что я перенес огонь за пределы сектора 33-й дивизии! Но я сохранил жизни солдатам 28-й дивизии слева от нас, и они отблагодарили меня в 1948-м!»[260]
.Заторы на дорогах позади американских позиций были такими, что, когда Клемансо поехал в Монфокон в штаб французской 4-й армии, путь ему преградили американские грузовики, причем шоферы рассказали ему, что простояли в пробках две ночи. Несмотря на неудобства, доставленные Клемансо, вклад американцев произвел впечатление на высшее немецкое командование. 30 сентября Людендорф сказал генералу Герману фон Кулю: «Мы не можем сражаться со всем миром».
Бои на Болгарском фронте прекратились в полдень 30 сентября. Болгария была охвачена волнениями, Македония освобождена, надежды на германские подкрепления рухнули, и поэтому на переговорах в Салониках болгарские делегаты, в том числе генерал Луков, искавший мира еще две недели назад, были вынуждены согласиться на поставленные им условия: уход со всех греческих и сербских территорий, разоружение, вывод немецких и австрийских войск, оккупация союзниками всех стратегических пунктов в Болгарии, использование болгарских железных дорог для наступления на север и почти полная демобилизация болгарской армии.
Капитуляция Болгарии стала ударом для Германии и Австрии, которые внезапно оказались отрезанными от союзной Турции. Кроме того, противнику открывался путь к наступлению на Дунай. В Лондоне и Париже мысль о том, что поражение союзников Германии сделало ее уязвимой, вызывала воодушевление. «Первая опора рухнула», – заметил секретарь британского кабинета министров сэр Морис Хенки.
На Западном фронте бои не только продолжались, но становились все ожесточеннее. 29 сентября британские войска успешно форсировали канал Сен-Кантен, использовав лодки, трапы и 3000 спасательных поясов, которые сняли с паромов, курсировавших через Ла-Манш. Было захвачено 5000 пленных и сотня пушек. На следующий день у Ипра британцы были уже в трех километрах от Менена, взять который им не удавалось на протяжении четырех лет. На британском и французском участках фронта было захвачено еще 18 000 немецких солдат и 200 орудий. И только американцам в Аргонском лесу пришлось остановить наступление, хотя они и намеревались возобновить его через неделю.
Среди тех, кто получил ранение 30 сентября, был и Поль Маз. Он пешком отправился на разведку, чтобы определить положение линии фронта на участке, где сражались австралийцы. Из воронки от снаряда он увидел в двухстах метрах впереди себя острия немецких касок: это была первая линия траншей противника. Когда он поднял бинокль, чтобы рассмотреть все подробнее, пуля ударила его в кисть руки. По пути к побережью в медленно ползущем санитарном поезде Маз слышал вдалеке «гром орудийных выстрелов». Этот звук напомнил ему историю, рассказанную французским другом, к которому на передовую приехала мать. Она добралась до деревни прямо за линией фронта, послала весточку о себе и осталась ждать – высокая черная фигура посреди дороги; увидев сына, идущего к ней по разбитой улице, она крикнула: «Что это за шум, сынок? Что тут происходит?»