Первая мировая: война, которой могло не быть

30 июня Чиршки телеграфировал из австрийской столицы: «Я часто слышу здесь, в том числе и от серьёзных людей, пожелание, чтобы были, наконец, основательно сведены счёты с Сербией». Кайзер оставил на полях одну из своих знаменитых помет: «Теперь или никогда». Как заметил Фей, «со свойственной ему необузданностью он желал, чтобы Австрия как можно скорее предприняла решительные шаги против Сербии, пока ещё весь цивилизованный мир находился под живым впечатлением убийства и сочувствовал Австрии». «Я пользовался, — продолжал посол, не имевший инструкций из Берлина, — каждым таким поводом, чтобы спокойно, но очень убедительно и серьёзно предостерегать от слишком поспешных шагов». «Кто его уполномочил на это? — отреагировал монарх. — Это его вовсе не касается, так как дело исключительно Австрии, что она думает предпринять дальше. Потом, если дело пойдёт неладно, то будут говорить, что Германия не захотела (помочь Австрии. — В.

М). Пусть Чиршки изволит бросить эти глупости. С сербами надо покончить и именно теперь».

Записи Вильгельма II на полях депеш, не предназначавшиеся для чужих глаз, но опубликованные вскоре после войны, дали обильную почву для суждений. Нелишне привести подкреплённый” глубоким знанием ситуации вывод Фея: «Для того чтобы судить о позиции кайзера в июле 1914 г., нет лучшего материала, чем пометки, которые он делал на полях представляемых ему телеграмм. Этот приём он усвоил уже давно, подражая Бисмарку, который ради экономии времени указывал свои пожелания пометками на полях вместо того, чтобы писать или диктовать длинные инструкции. Но в то время как пометки Бисмарка тщательно взвешены и обыкновенно призваны служить в качестве инструкций, пометки кайзера большей частью являются поспешной эмоциональной реакцией на лежащий перед ним документ. Пользуясь этими пометками, надо помнить, что они часто отражают только первое впечатление, а не являются заключением, основанным на зрелом размышлении. В них часто встречаются противоречия и преувеличения, они часто не оказывали никакого влияния на действительный ход событий, потому что, как правило, делались несколько дней спустя после того, как министерство иностранных дел уже принимало решение по данному вопросу. Тем не менее они дают некоторое представление о направлении ума кайзера и о том решающем впечатлении, которое на него произвело убийство его друга».

«Решительных» инструкций Чиршки не получил[22]

: статс-секретарь Ягов был в отпуске, а его помощник Альфред Циммерман посоветовал австрийцам «не предъявлять Сербии унизительных требований». Тогда посол счёл себя вправе действовать самостоятельно. 4 июля журналист газеты «Франкфуртер цайтунг» Гуго Ганц пересказал в венском министерстве иностранных дел слова Чиршки о том, что «Германия при всех условиях поддержит монархию, если последняя решится выступить против Сербии» и что «чем скорее начнёт Австрия, тем лучше. Вчера лучше, чем сегодня, но сегодня лучше, чем завтра». «Оставалось выяснить, — заметил Полетика, — разделяет ли германское правительство точку зрения своего посла в Вене, что свести счёты с Сербией было бы «очень хорошо», или же это всего-навсего личная точка зрения Чиршки».

Политический секретарь Берхтольда граф Гойос отправился в Берлин, везя с собой собственноручное письмо Франца-Иосифа кайзеру и обстоятельный доклад своего шефа о положении империи и «пансербских интригах», законченный до сараевского убийства. Порой считают, что он должен был послужить оправданием агрессии против Сербии, не только задуманной, но и подготовленной.

Из документов сербского военного министерства, опубликованных в начале 1980-х гг., следует, что Австро-Венгрия в апреле-мае 1914 г. начала концентрировать войска на границе, преследуя цель захватить Сербию и Новопазарский санджак[23]. По этим данным, 30 мая австрийским генеральным штабом был утверждён оперативный план нападения на Сербию, а 2 июня командующий войсками в Боснии генерал Потиорек издал секретный приказ о непосредственной подготовке вторжения. Из австрийских документов не следует, что подготовка зашла так далеко и что в Вене приняли решение воевать, хотя такой вариант соответствовал устремлениям Гётцендорфа.

Как верно отметил историк Алан Тэйлор, «опасно выводить политические намерения из военных планов». Наличие в генштабе в мирное время регулярно уточняемых и обновляемых планов как оборонительной, так и наступательной войны против всех вероятных противников говорит лишь о хорошей работе военных, а не об агрессивных устремлениях руководства страны. Что касается «плана войны» в широком смысле — плана, который «охватывает все элементы подготовки к ней, обеспечивающие достижение её целей путём применения вооружённых сил, подкреплённых всеми благоприятствующими экономическими и политическими мероприятиями», — то его, по оценке генерала Зайончковского, которому принадлежит данная характеристика, в 1914 г. не было ни у одной державы.