Первая мировая война в 211 эпизодах

Павел фон Герих поднимается. Замызганный, весь перепачканный кровью и копотью. Он бросается назад в лес. Он вне себя. В голове стучит. Ноги подкашиваются. Его то и дело рвет. В лесу все гудит немецкий огненный вихрь, извергая клубы дыма, комья земли и обломки деревьев. Деревья разлетаются на куски, взрываются, падают. Один снаряд взрывается совсем близко. Взрывной волной фон Гериха отбрасывает чуть ли не на метр. Когда он поднимается, то видит, что вокруг него восемь убитых. Одного разорвало в клочья, и единственное, что от него осталось, помимо кровавых лохмотьев, так это его винтовка, скрученная взрывом в штопор.

♦

Бой постепенно затихает. Наступление, предпринятое фон Герихом и его батальоном, неожиданно увенчалось успехом. Дыра в обороне была заштопана. Через два дня фон Герих запишет в своем дневнике:

Как я и предполагал, мое наступление оказалось ненужным. Резервы не были подтянуты, и в два часа ночи на 3 сентября вся дивизия отошла на несколько километров назад. Я живу в хижине, неподалеку от Сычек, вместе с 6-й ротой, а остальные окопались в километре от меня.

66.

Четверг, 9 сентября 1915 года

Мишель Корде отправляется поездом в Париж

Осеннее утро. Осенний воздух. Мишель Корде едет на поезде в Париж. Как обычно, он подслушивает разговоры других пассажиров. Некоторые листают только что купленные утренние газеты. Один человек спрашивает: “Что нового?” Другой коротко отвечает: “Победа русских”. Корде поражен. Неужели они не знают, что русские только и делают, что отступают после немецко-австрийского прорыва под Горлице и Тарновом в середине мая? Этот лаконичный ответ — все, что было произнесено о войне за время поездки из Фонтенбло в Париж.

Ему вспомнилась другая поездка на поезде, когда он увидел на вокзале, как женщина, пробежав глазами свежую газету с официальными сообщениями, восторженно воскликнула: “Мы продвинулись вперед на четыреста метров!” И сразу же после этого сменила тему. Корде комментирует: “Им этого достаточно. Их это полностью удовлетворяет”.

Добравшись до своего служебного кабинета, он позвонил Тристану Бернару, старинному другу и известному автору водевилей. Бернар разделял скепсис Корде по поводу войны и всегда резко высказывался о происходившем. О событиях на Восточном фронте он высказался в том духе, что русские “всегда отступают стройными рядами, тогда как немцы наступают успешно, но нестройно”. (Он также утверждал, что наступление, предпринятое в двух совершенно разных местах — Тут-Вен и Мулен-су-Тувен, — результат банальной ошибки, кто-то в штаб-квартире просто-напросто перепутал названия. Победой оно окончилось как раз в том месте, где на самом деле и не планировалось вовсе.)

Оба они, как и многие другие, знали, что в Артуа и Шампани идут приготовления к большому наступлению союзников. Многие связывали с этим большие надежды. И так как оба они знали, что их могут прослушивать, они использовали свой особый код для обсуждения предстоящей операции. Они притворялись, что пишут вместе пьесу, и вопросы о сроках маскировались под вопросы о количестве страниц. Когда Бернар хотел узнать, длиннее или короче стала пьеса, это означало, что он спрашивал о дате наступления (однажды прошел слух, что операция отменяется. Тогда он спросил: “Правда ли это, что рукопись сгорела в огне?”). Сейчас Бернар спрашивал, сколько страниц пьесы уже написано. И Корде ответил ему: “Пятнадцать”.

Затем он прочитал циркуляр министра образования, разосланный во все школы накануне осеннего полугодия. Учителям настоятельно предписывалось провести с учениками беседы о войне, причем самое пристальное внимание должно быть уделено различным “примерам героизма и тем благородным урокам, которые можно из них извлечь”.

♦

В тот же день совершенно измотанная Флоренс Фармборо записывает в своем дневнике: