Первая ночь

Высящиеся слева от дороги горы отбрасывают на пыльно-серую долину грозные тени. Дорога идет с востока на запад по равнине, посреди которой высятся трубы двух доменных печей.

Угольные разработки под хмурым, нависающим над карьерами небом — невыносимо печальное зрелище заброшенных рудников.

Дождь идет не переставая, «дворники» не справляются с работой, дорога скользкая. Когда я обгоняю грузовики, водители странно на меня поглядывают. Вряд ли в этот район Китая приезжает много туристов.

За спиной двести километров, впереди еще шесть часов пути. Мне хочется позвонить Уолтеру, позвать его сюда; одиночество угнетает, я с трудом справляюсь с собой. Эгоизм молодости утонул в мутных водах Хуанхэ. Я бросаю взгляд на свое отражение в зеркале и понимаю, что мое лицо изменилось. Уолтер скажет, что все дело в усталости, но я знаю, что перешел черту и пути назад нет. Как бы мне хотелось встретиться с Кейрой намного раньше и не потратить впустую время, много времени, когда я верил, что счастье заключается в работе. Нет, счастье в другом, оно куда проще.

На краю долины стоят горы. Указатель сообщает, что до Чэнду еще шестьсот километров (текст написан латиницей — дань времени!). Шоссе уходит в туннель в скале, и радио перестает работать. Плевать, азиатская попса успела надоесть. На протяжении двухсот пятидесяти километров над глубокими каньонами нависают мосты. Остановлюсь на заправке в Гуанъюане.

Кофе не так плох.

Возвращаюсь в машину с пачкой печенья и еду дальше.

По узким долинам разбросаны крохотные деревушки. До Мяньяна добираюсь к восьми вечера. Этот город науки и высоких технологий выглядит таким современным, что потрясает воображение. На берегу реки выстроились в ряд башни из стекла и стали. Близится ночь, и усталость все сильнее давит на плечи. Нужно остановиться и поспать хоть несколько часов, чтобы восстановить силы. Смотрю в карту: путешествие автобусом из Чэнду в Гартар продлится несколько часов. Даже при самом удачном стечении обстоятельств сегодня вечером я туда не попаду.

Я нашел гостиницу. Оставил машину на стоянке и отправился прогуляться по бетонной эспланаде вдоль реки. Дождь перестал. Несколько ресторанчиков обслуживают посетителей на промокших, обогреваемых газовыми лампами верандах.

Еда, на мой вкус, жирновата. Где-то далеко с оглушающим грохотом взлетает самолет, поднимается над городом и уходит на юг. Куда направляются все эти пассажиры, что сидят в креслах за ярко освещенными иллюминаторами? Лондон и Гидра так далеко… Тоска смертная. Если Кейра жива, почему не подает о себе вестей? Что такого случилось, чтобы вот так исчезнуть? Возможно, тот монах прав и я лишился рассудка, раз цепляюсь за иллюзорную надежду. Недосыпание усиливает меланхолию, и ночная темень затягивает меня. Ладони становятся влажными, все тело покрывается потом. Я дрожу, меня кидает то в жар, то в холод. Подходит официант, я догадываюсь, что он спрашивает, все ли со мной в порядке. Хочу ответить, но не могу вымолвить ни слова. Продолжаю вытирать затылок салфеткой, спина взмокла, голос официанта отдаляется; свет на веранде меркнет, все вокруг кружится, потом — пустота.

Помрачение рассеивается, свет возвращается, я начинаю слышать голоса — два или три? Со мной говорят на незнакомом языке. Лица касается прохлада, нужно открыть глаза.

Старая женщина гладит меня по щеке, кивает, мол, худшее позади. Она даст мне попить, шепчет слова утешения.

По всему телу бегут мурашки, кровь снова бежит по венам. У меня был обморок. Наверное, от усталости, а может, съел что-нибудь несвежее, не знаю, я сейчас слишком слаб, чтобы думать. Меня уложили на молескиновом диванчике в задней комнате ресторана. К старой даме, что заботится обо мне, присоединился ее муж. Морщинистое, как печеное яблоко, лицо лучится улыбкой.

Мне хочется поблагодарить их, и я пытаюсь заговорить.

Старик подносит к моим губам чашку и заставляет сделать глоток. Питье горчит, однако китайская медицина, как известно, творит чудеса, и я подчиняюсь.

Хозяева ресторана как две капли воды похожи на ту пару, что мы с Кейрой встретили в парке Цзиншань, и это меня успокаивает.

Лучшее, что я могу сейчас сделать, — это выспаться и набраться сил.

Париж

Айвори безостановочно ходил по гостиной. Он проигрывал партию: Вакерс передвинул коня, угрожая его королеве. Айвори подошел к окну, отодвинул штору и взглянул на плывущий вниз по Сене речной трамвайчик.

— Хотите об этом поговорить? — спросил Вакерс.

— О чем — об этом?

— О том, что занимает все ваши мысли.

— У меня озабоченный вид?

— Ваша манера игры заставляет сделать подобное предположение, если только вы не хотите поддаться, но в таком случае вы так явно дарите мне победу, что это почти оскорбительно. Лучше расскажите, что вас тревожит.

— Ничего. Я плохо спал прошлой ночью. Увы — раньше и мог не спать по двое суток. Чем мы провинились перед Богом, что он наказывает нас старением?

— Не то чтобы я был слишком высокого мнения о нас обоих, но нам Господь явно явил милосердие.