Первая оборона Севастополя 1854–1855 гг. «Русская Троя»

На рассвете 5 октября сильный туман закрыл весь город и бухту до такой степени, что в двух шагах ничего не было видно. В половине седьмого утра, как только туман стал редеть, французы, бросив три бомбы одну за другой, подали тем сигнал к началу стрельбы по осажденному городу. Вслед за тем с удивительной быстротой заревело 53 орудия французских и 73 английских. В ответ на этот погром посыпались частые выстрелы с наших укреплений с такой меткостью, которая заставила союзников понять, что нелегко им будет сладить с укреплениями, выросшими на их глазах.

Стрельба по городу и окружавшим его укреплениям с каждым часом увеличивалась, и в самое короткое время все пространство, разделяющее двух противников, покрылось таким густым пороховым дымом, что и на близком расстоянии не было возможности видеть предмета. Несколько раз отдавалось приказание стрелять пореже, чтобы дать рассеяться дыму, но моряки, по увлечению и из желания нанести больший вред врагу, продолжали вести самую частую стрельбу. Тучи порохового дыма, носясь над городом, скрывали от глаз не только все батареи и всю окрестность, но даже и само солнце. Свет его померкнул, и казалось оно раскаленным шаром или кровавым кругом, медленно опускавшимся на горизонт.

С первыми выстрелами неприятельских батарей оба адмирала, Корнилов и Нахимов, были на конях и скакали первый на 4-й бастион, а второй на 5-й. Восторженные крики войск, стоявших в укреплении, приветствовали Владимира Алексеевича Корнилова, когда он взошел в укрепление в сопровождении нескольких офицеров своего штаба.

4-й бастион по своему положению обратил на себя особенное внимание союзников. Все усилия французов были направлены к тому, чтобы уничтожить и срыть с лица земли это укрепление. Внутри бастиона скрещивались французские бомбы с английскими ядрами, через него же летели и русские снаряды с двух батарей, расположенных позади бастиона. Владимира Алексеевича Корнилова просили, чтобы он поберег себя и оставил бастион, но он отвечал, что теперь не время думать о безопасности, и продолжал наблюдать за действиями батарей своих и неприятельских. Разговаривая с солдатами, наводившими орудия, указывая им куда целить, Корнилов переходил от одного орудия к другому. Покойно и строго было выражение его лица, легкая улыбка едва заметно играла на устах, глаза его светились ярче обыкновенного; высоко он держал голову, смотря на творения своих рук – севастопольские укрепления. Сухощавый и несколько согнутый стан Корнилова, казалось, в этот день выпрямился, и весь он как будто сделался повыше ростом.

Поговорив с командиром 4-го бастиона, вице-адмиралом Новосильским, и отдав ему некоторые приказания, Корнилов отправился на 5-й бастион. Проезжая мимо Тарутинского полка, адмирал был радостно приветствуем солдатами.

– Вот этот так молодец! – говорили между собой солдаты, смотря на адмирала.

На 5-м бастионе всей стрельбой распоряжался Павел Степанович Нахимов, он сам наводил орудия и следил за полетом снарядов. Одетый в сюртук с эполетами, Нахимов хозяйничал на батарее, как на корабле. Принимая самое живое и горячее участие в защите, презирая опасность, Павел Степанович в самом начале боя чуть было не погиб, он был ранен в голову, но, к счастью, легко.

– Вы ранены, Павел Степанович, – сказал один из приближенных к нему офицеров.

– Неправда-с! – отвечал он с неудовольствием, желая скрыть свою рану от любивших его матросов, с тем чтобы не расстроить их.

Спустя некоторое время, проведя рукой по окровавленному лбу, он прибавил: «Слишком мало-с, чтоб об этом заботиться, слишком мало-с!»

Разговаривая с Павлом Степановичам, Корнилов долго следил вместе с ним за тем разрушением, которое производили наши снаряды в неприятельских укреплениях. Оба они стояли открыто, под самым сильным огнем союзников; ядра свистели около, обдавая их землей и кровью убитых, бомбы лопались вокруг, поражая своими осколками прислугу у орудий. Трудно себе представить что-либо ужаснее этой борьбы. Гром выстрелов слился в один страшный гул над головами сражающихся. Тысячи снарядов бороздили землю, бороздили укрепления и разносили смерть и увечья повсюду.

Происходивший от этого ужасный оглушительный треск и гул увеличивался еще от выстрелов с неприятельских кораблей по нашим приморским укреплениям. Расположившись перед ними полукругом, неприятельские корабли открыли непрерывную и частую стрельбу из 1500 орудий. Наши укрепления отвечали тем же, и застонала земля, задрожали окрестные горы, заклокотало синее море.